Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

– Неужели никого другого найти не могли? – заворчала мать. – Слыханное ли дело! Мать-одиночку отправлять в командировку на целую неделю! Да еще на край света!

– Скажешь тоже – край света! Туда всего и лету – два часа. И потом, какая ж я мать-одиночка? – Прилепина ласково приобняла мать. – У меня ты есть!

– Не подлизывайся, лиса!

– А я и не подлизываюсь – это чистая правда!

– Правда свята, а мы – люди грешные, – вздохнула Ирина Владимировна. – Слушай, а что там за выставка с динозаврами открылась? Денис мне все уши прожужжал: пошли да пошли.

– В понедельник в ДК Ленсовета открылась. Но ты не заморачивайся – на динозавров его Володя обещал отвести. Он, кстати, заберет Дениса на эти выходные к себе.

– Я смотрю, у вас совсем дела на лад пошли. Стоило расходиться, чтобы потом… Обратно-то сходиться, часом, не собираетесь?

– Не знаю, ма. Ничегошеньки я не знаю.

– Любишь его или как?

– Нет, не люблю. Давно не люблю, – призналась Ольга. – Но они с Денисом нужны друг другу, вот ведь какая штука. И я Володе, кажется, все-таки тоже нужна. А всё вместе это гораздо важнее и весомее. Раньше я этого не понимала, не хотела понимать.

– А сейчас?

– А сейчас понимаю. Хотя мне по-прежнему этого очень не хочется.

– Мудришь ты что-то, Ольга. Вечно сама себя накручиваешь всякой ерундой.

– Это не ерунда, ма. – Решив свернуть неприятный для себя разговор, Прилепина критически посмотрела на подготовленный вещевой развал. – Знаешь, соберусь-ка я, пожалуй, завтра, с утреца. А то спать хочется – сил нет! Я тут на днях прочла в одном дешевом детективе такую твердолобую фразу: «Напряжение последних дней и врожденная склонность к меланхолии обернулись для Бена каменной усталостью». Прямо как про меня написано!

– Оль, а вот эта командировка твоя, дело, по которому вы едете, оно… Это не опасно? – тревожно спросила мать.

– Да ты что?! Просто внеплановные прогулка и отдых. Мы даже и жить там будем, знаешь где? На базе отдыха!

– Знаю я эти ваши прогулки. Еще и самолетом лететь! – никак не могла успокоиться Ирина Владимировна. – Да я за эти два часа просто изведусь вся!.. Ладно, что я тут, в самом деле, распаляюсь? Тебя ж все равно никогда не переубедишь. Упертая как…

– Как кто?

– Всё! Спать, так спать…

Санкт-Петербург,

17 сентября 2009 года,

четверг, 16:14 мск

Опасаясь застрять в пробках, из конторы в аэропорт они выехали с немалым запасом, и, как оказалось, – не зря: только на отрезок пути от Московских ворот до парка Победы ушло минут сорок «старт-стоповой» езды. Одно лишь присутствие в салоне Неждановой все это время удерживало Андрея от площадной брани в адрес первого лица государства, которому именно в этот день приспичило снова навестить город детства. И как следствие, ностальгия сия обернулась для города традиционным транспортным коллапсом.

– …Юля, забыл поинтересоваться. Как ночь провели? Комары не досаждали? – не поворачивая головы, спросил Мешок.

Доставить барышень в аэропорт он взялся лично и на своей же машине.

– Ну что вы! Напротив, ощущения самые прекрасные! – живо отозвалась с заднего сиденья Нежданова. – Словно бы вернулась в свою студенческо-общажную молодость. Напрочь прокуренная комната, отсутствие горячей воды, продавленный диван… А ведь именно на таком вот диване я когда-то и стала женщиной. Кстати, не уступите при случае? Я хорошо заплачу.

– Извините, не могу. Вещь казенная, инвентаризационная.

– Жаль. В моей жизни осталось слишком мало вещей, вызывающих воспоминания.

– Так вы, Юля, оказывается, еще и в институте обучались? – с легкой поддевочкой поинтересовалась Прилепина.

– А вы полагали, что у меня максимум семь церковно-приходских классов? – высокомерно парировала та. – Увы, спешу вас разочаровать. Я закончила СтавГУ, это Ставропольский университет.

– А какой факультет?

– Факультет невест. В смысле – филологический.

– А-а, теперь понятно. Так это Литвин вас, наверное, в первую очередь за высокообразованность выделил и оценил?

– Знаете, Иоланта Николаевна, одно другому не мешает. А порой даже наоборот – помогает. К примеру, Литвин очень любил, когда в минуты любовных соитий я шептала ему на ушко что-нибудь из позднего Рильке.

– А раннего он, значит, того? Не очень? – с сарказмом уточнила Ольга. – А вообще странно: мне почему-то казалось, что этот человек скорее не в Рильке, а в рульках разбирается. – В свиных.

Нежданова посмотрела на нее сердито и с вызовом ответила:

– Знаете, Литвина, наверное, можно много в чем упрекнуть и даже обвинить. Но только не в отсутствии ума. Да, и еще, заодно, просто примите к сведению: кровь христианских младенцев он также не пьет.

– А не христианских? – подал голос Мешечко, все это время с интересом прислушивавшийся к женской перепалке.

– Если вы таким образом двусмысленно намекаете на его якобы конфликтные отношения с так называемыми «казанскими», то это в большей степени плод больного воображения журналистов из газетенки «Явка с повинной». Не доводилось читать?

– Отчего же, доводилось.