– Во-первых, вы зашли не в комнату, а в кабинет руководства. Во-вторых, сейчас вы в первую очередь сотрудник милиции, а уже потом женщина.
– А в-третьих…
– Ша, народ! Хватит! – влез в словесную перепалку Мешок. Влез с видимым раздражением, осознав, что потревоженная муза его всё-таки покинула. – Натах, давай сначала: ты мониторила телодвижения клиентов. И?
– Игнашевич приобрел билет до Питера. Сегодня приезжает.
– А кто такой Игнашевич? – уточнил замполич.
Северова посмотрела на замполича с изумлением:
– Ну вы даете, Олег Семенович! Это ж тот уникум, которого нам удалось за казенный счет переселить в Тверь! Свидетель по банде Тяглова!
– Ах да, что-то такое припоминаю, – часто-часто замотал головой Кульчицкий.
Соврал, конечно. Ничего он в данную минуту не припоминал.
– Ты местным операм в Тверь звонила?
– Да. Он никого в известность не ставил.
– Вот скотина! – рассвирепел Мешок. – И когда приходит поезд?
– В 13:26.
– Твою дивизию! Хорошо, я тебя услышал. Спасибо, Наташа.
– Надо же, в кои-то веки доброе слово в свой адрес! – картинно округлила глаза Северова. – Пойду, где-нить запишу…
Наташа вышла из кабинета, а Мешок нажал кнопку селектора:
– Женя, срочно разыщи мне Холина. Пусть зайдет. Да, а чем у нас там молодой занимается.
– Как всегда.
– А поконкретнее?
– Фигнёй страдает.
– Тогда его ко мне вместе с Гришкой. И побыстрее, время поджимает…
252-й поезд «Москва – Санкт-Петербург» подползал к платформе неприлично вовремя, минута в минуту. Так что Холину пришлось не смаковать с наслаждением только что купленное, приятнейшей холодцы пиво, а заглатывать его почти залпом. Протискиваясь сквозь сутолоку встречающих, носильщиков, таксистов и прочей вокзальной публики, Григорий с Лоскутковым прокладывали путь к вагону номер два. Который, по закону подлости, конечно же оказался в конце состава.
– …Григорий Степанович, а я вот одного не понимаю. Это, конечно, здорово, что свидетеля переселили в другой город, дали жилье, все дела… – Стажёр хвостиком волочился за наставником и, пользуясь случаем, повышал общеобразовательный милицейский уровень. – Но получается, этому Игнашевичу теперь вообще нельзя в Питере показываться? Всю оставшуюся жизнь? А если ему, к примеру, захочется сходить в Эрмитаж?
– Да за ради бога. Вот только минимум за три дня до поездки он должен поставить в известность об этом своем желании тверских ментов. А те, в свою очередь, проинформировать нас, чтобы мы успели подготовиться к его визиту. Сам посуди: чего будет стоит вся эта чехарда с переездом и сменой документов, если, гуляя по Эрмитажу, Игнашевич случайно наткнется на братков из банды Тяглова?
– Братки в Эрмитаж не ходят, – усмехнулся Коля.
– Игнашевич тоже. А с Эрмитажем ты сам предложил… Так, внимание, кажись, наш клиент.
Григорий с явным сожалением выцедил из бутылки последние капли, отправил стекло в урну и двинулся к стоящему на краю платформы мужику с небольшой дорожной сумкой на плече. Мужик блаженно щурился на солнце, намереваясь выкурить первую на питерской земле сигарету, однако не успел: Холин подошел к нему сзади и увесисто хлопнул по плечу. Игнашевич, вздрогнув, выпустил из пальцев сигарету и испуганно обернулся.
– С приездом вас, Дмитрий Тихонович. Как добрались? Не укачало? – Взгляд Холина излучал неземное радушие, и Игнашевич облегченно выдохнул:
– Ф-фу, напугали. Здрасте, Григорий… э-э…
– Степанович.
– Точно так. Григорий Степанович. А я вот тут на родину решил прокатиться.
– Да уж мы с моим юным коллегой видим.
– Я всего на один день! – взялся растерянно оправдываться Игнашевич. – На встречу с одноклассниками. Двадцать лет выпуска. А завтра утром сразу назад. У меня и обратный билет куплен.
– Весьма предусмотрительно. Позвольте взглянуть?
– Да-да, пожалуйста.
Дмитрий Тихонович суетливо полез в нагрудный карман и с готовностью продемонстрировал вложенный в паспорт железнодорожный квиток.
– Во-во, и паспорт заодно, будьте любезны.
Игнашевич недоуменно протянул Григорию и то и другое, и оперативник, не глядя, убрал их к себе.
– А-а-а… Э-э-э… Но я не понимаю…
– А это и необязательно. Пойдемте.
– Куда?
– Пошли-пошли. Сейчас сами все узнаете.
Холин взял тверского гостя под локоток и, ничтоже сумняшеся, повел в сторону здания вокзала. Лоскутков, поразмышляв немного, с суровым видом пристроился к приезжему с другого бока: ведь именно так сопровождают преступников крутые копы из крутых боевиков.
Сопровождение, впрочем, оказалось недолгим. В конце платформы вся троица спустилась в подземный переход и остановилась перед дверью, на которой красовалась вызывающая не самые веселые ассоциации табличка: «ЛОВДТ на ст. Санкт-Петербург-Главный». Сфотографировав глазами вывеску, Игнашевич занервничал:
– Нет, но я всё-таки не понимаю…
– «Терпение, мой друг, терпение. И ваша щетина превратится в золото», – не вполне ясно приободрил его Холин.
– Какая щетина? Какое золото?
– А потому что правильное кино надо смотреть. А не фильмы категории «Г». Так, народец, загружаемся! – Григорий толкнул ногой дверь, деликатно пропуская Игнашевича вперед: – Прошу.