Год 1942 - «учебный». Издание второе

Этой версии придерживается и Крылов: «Вопрос о перенесении командного пункта той ночью и не возникал… Вопрос о перенесении командного пункта по-прежнему не поднимался… Ясным оставалось одно: отходить нельзя и некуда».

Но лавры сталинградских героев многим не давали покоя. А полководцы наши ревнивы к славе, аки женщины. Поэтому маршал Москаленко с сочувствием (вот, мол, как Чуйкову было трудно), ссылаясь на архивы Министерства обороны, привел в мемуарах «переписку» коман-дарма-62 со штабом фронта:

«Военному совету фронта

14.10.42 г. 21.40

Армия разрезана на две части.

Штаб армии находится 800 м от противника.

Управление идет только по радио через радиоузел на левом берегу реки. Телефон все время рвется.

Прошу разрешить перейти на запасной КП на левом берегу сегодня ночью, иначе управлять невозможно.

Чуйков Гуров Лебедев Крылов»

Резолюция начальника штаба фронта:

«Опер. отд.

Ком. фронта приказал КП 62А оставаться на западном (правом) берегу р. Волги.

Захаров»

«Т.т. Еременко, Хрущеву

15.10.1942

Противник, введя новые силы пехоты и танков, наступает на северную группу Горохова. Одновременно развивает удар на юг, подошел Минусинск.

37-я и 95 сд, всего 200 человек, не могут задержать противника, двигающегося на юг и выходящего на КП штарма и тылы 308 сд.

Положение осложнилось. Оставаться дальше на КП невозможно. Разрешите переход КП на левый берег, другого места нет.

Чуйков Гуров Крылов»»

Резолюция командующего фронтом:

«Т. Чуйкову

Оставаться КП в Сталинграде. Принять меры переправы в ночь с 15 на 16 138-й сд на правый берег р. Волги.

Еременко».»

Так что были, были моменты, когда и у золотозубого командарма в белых перчатках возникало порой желание «вырваться из пекла». Интересно, что запись Крылова — «отходить нельзя и некуда» относится к 16 октября и совпадает с резолюцией командующего фронтом.

В этот день командный пункт 62-й армии посетил генерал Еременко. В связи е этим маршал Василевский рассказал Симонову следующую историю:

«По словам моего собеседника, Еременко, в частности, в тяжелые для Сталинграда дни, когда у Чуйкова все висело на волоске и когда Сталин потребовал через Василевского, чтобы Еременко выехал туда, на правый берег Волги, к Чуйкову и помог ему, — именно такое выражение употребил Василевский и, очевидно, это было выражение Сталина, — Еременко два дня откручивался от этого и поехал только на третий день… Он умел выкручиваться и вместе с тем имел большие способности к подхалимажу. Вылезать наружу из блиндажа или подземелья он не любил».

Косвенным подтверждением служит рассказ Крылова об этом историческом посещении командующего фронтом: «Андрея Ивановича Еременко я не видел с тех пор, как два месяца назад представлялся ему, прилетев в Сталинград с Кавказа. Командующий фронтом и теперь держался без особой официальности, но был хмурым. Оно и понятно: прибыл в армию, которая за последние дни — в тяжелейших, неравных боях, но все-таки потеряла — важные для фронта позиции… Однако о Тракторном Еременко не спросил.

— Пришел поглядеть, как вы тут живы, — сказал он, входя в штольню. И добавил с прямотой и откровенностью, немного меня удивившими: — Товарищ Сталин приказал самому у вас побывать и доложить, что здесь творится».

Надо сказать, что в течение короткого срока, командуя Брянским фронтом и 4-й ударной армией, генерал Еременко получил два тяжелых болезненных ранения, руководство обороной Сталинграда он принял будучи еще на костылях — поневоле оценишь удобства блиндажа. При всем том Сталин высоко оценивал действия Еременко на подступах к Сталинграду, называя его «генералом обороны».