— С душой делали, — сказал Светокол, осматривая вскрытые ямы. — Если бы не дождь… хвала Перуну!.. наехали бы мы на эти подлянки.
— Наехали бы, — согласился Велемудр, — причем на обе сразу… — Рейхсмайор имел в виду сужение в этом месте дороги: разлапистая чащоба слева и клин сильно разросшейся до состояния такой же чащобы лесополосы справа образовывали в этом месте как бы «бутылочное горлышко», за которым дорога плавно заворачивала влево. — Но это не для нас делано. Это «Власову» подлянка.
Светокол хмыкнул и согласно кивнул, а стоявший рядом сержант по имени Добромысл, командир перебрасываемого отделения разведки, который перед этим собственноручно вскрыл обе закладки, произнес:
— Пока наши разведывают унтеров, унтеры разведывают наших…
Сержант держался с офицерами почтительно и вместе с тем на равных, так как был, как и Светокол, обладателем двух молний и по негласной традиции группы «Молния» был равен всякому имеющему на черепе то же число молний, будь тот хоть рядовым, хоть полковником. Выше Добромысла и Светокола на «Степане Бандере» сейчас был только Велемудр, капитан парусника по должности и рейхсмайор по воинскому званию, на черепе которого были вытатуированы целых три молнии, украшенные рунами и свастиками. Впрочем, должностного подчинения такое равенство не отменяло: будь Добромысл в числе команды «Бандеры», скажем в должности палубного сержанта, он бы беспрекословно выполнял команды капитана и его первого помощника, а также и второго помощника, имевшего только одну молнию. Но Добромысл не был в команде парусника, а командовал перемещаемой разведгруппой и подчинялся капитану и его замам как пассажир. Вскрывать закладки он вызвался сам просто потому, что лучше всех на корабле разбирался в саперном деле.
— Как думаешь, сержант, дальше еще есть такие гостинцы? — спросил у Добромысла Велемудр.
— Думаю, нет. Но могу и ошибаться. На всякий случай, до Ладожской советую держать скорость пешехода и смотреть в оба… Я с моими парнями пойду впереди, а вы за нами, метрах в тридцати…
— Добро, Добромысл, — сказал Велемудр. — Будь по-твоему. С этими гостинцами, — он кивнул на ближнюю яму с взрывчаткой, — что?
— Гранаты я сниму. Аммонал заберем и назад накроем… Минут пятнадцать мне нужно. Но сначала хорошо бы откатить корабль назад метров на сто…
ИНТЕРЛЮДИЯ. СТАРЕЦ
— Мой Фюрер! — рослый штабс-капитан с гладко выбритым черепом с вытатуированными на нем двумя молниями появился на пороге кабинета Верховного Главы Нового Славянского Рейха. — Прибыл странник, которого вы хотели видеть.
— Хорошо, Любомудр. Пригласите, — сказал Фюрер.
— Есть! — адъютант вышел.
Когда через минуту в кабинет вошел старец с длинной белой как снег бородой, длинными, перехваченными по высокому морщинистому лбу шитой тесьмой, волосами, с внимательным колючим взглядом выцветших от времени глаз, в длинной расшитой «тризубами» и свастиками рубахе и красных шароварах, босой, Фюрер посмотрел на гостя скептически.
— Благословение Рода да пребудет на вас, Владимир Анатольевич! — сказал вместо приветствия старец, нисколько не смутившись неприкрыто насмешливым взглядом хозяина кабинета.
От такого приветствия Фюрер изменился в лице.
— Это имя знают единицы в Рейхе. Откуда оно известно вам, странник?..
— Я волхв Белогор, — представился старец, — священник Рода Единого. Я ведаю миры Яви, Прави и Нави. Мне известно ваше имя в мире Яви. Здесь вы от рождения зоветесь Владимиром Анатольевичем. Но в мире Прави имя ваше — Адольф.
— А в мире Нави? — спросил уже серьезно Фюрер.
— А это уже будет зависеть от вас, — ответил старец. — Кем вы явитесь в навий мир…
— Зачем вы пришли ко мне, Белогор?
— Можете звать меня просто Андреем Владимировичем, — сказал волхв Белогор. — Я ведь тоже из этого мира, — на мгновение он живо улыбнулся и, посерьезнев, произнес: — Я здесь, чтобы вложить в ваши руки силу, которая укрепит вашу власть и возвеличит Славяно-арийский Рейх.
ГЛАВА 13. ТРУДОВАЯ АРМИЯ
Обоз из четырнадцати запряженных лошадьми повозок двигался по трассе «Екатеринодар — Новороссийск» от самого «Екатеринодара» (как в разгар «декоммунизации» перед самой Войной обозвали город Краснодар) и в половине четвертого подъехал к заросшему лесом хутору Новоукраинскому.