Год 2077-й

Шли дворами, заставленными ржавыми машинами и заросшими молодыми и не очень деревьями. Через два квартала двор между стоявших друг против друга однотипных кирпичных пятиэтажек оказался заросшим настолько, что походил на настоящий лес; за пятьдесят восемь лет во дворе образовалась настоящая чащоба из дубов и клёнов, проросших прямо через раскрошившийся асфальт. Палисады заросли ежевикой, а балконы домов до самого пятого этажа оплел одичалый виноград.

Искатели приблизились к зданию слева и пошли вдоль него, держа стволы автоматов направленными в окна первого этажа (мало ли кто из окна выскочит?..). Через двадцать метров шедший впереди Кувалда заметил на сырой глине чёткие отпечатки однотипной обуви. Одинаковые. Прошли двое — сначала беглый фашист, а за ним точно Волк, ходивший в таких же ботинках. Остановившись, Кувалда внимательно осмотрел следы, убедившись, что проходили действительно два разных человека, — размеры обуви отличались. Указав Витьку на следы, он приложил указательный палец к губам и дальше пошёл беззвучно, ступая плавно с пятки на носок, непрерывно осматриваясь по сторонам.

Следующий квартал городской застройки так же представлял из себя сплошные заросли, среди которых слабо просматривалась протоптанная то ли упырями, то ли дикими собаками тропа, от которой в нескольких местах имелись ответвления к подъездам стоявшего справа дома. Уже знакомые отпечатки попались ещё дважды, благодаря чему искатели держали верное направление. Вскоре следы сместились вправо, а на улице Деникина отчётливо уводили в сторону улицы Николая 2-го. Кувалда с Витьком вышли к перекрёстку Деникина с Николашкой, где встретились с ненамного опередившими их Молотовым и Хмурым и, обменявшись короткими фразами, двинулись вчетвером по Николашке.

След, по которому Волк вычислил беглого фашиста, шедший первым Кувалда заметил сразу. Отправив Молотова с Хмурым в обход дома, он с Витьком прошёл во двор и по тем же следам, что и Волк, быстро определил нужный подъезд.

Медленно и совершенно бесшумно, выставив перед собой лук с натянутой тетивой, Волк поднимался вверх по лестнице, этаж за этажом. В полумраке подъезда, среди почерневших, покрытых трещинами стен, Волк чувствовал своего врага, чувствовал его дыхание, его запах. Оставленные врагом на перилах капли крови тоже пахли.

«Сейчас поквитаемся, Яросвет…» — мысленно обращался он к тому, кого поклялся найти и убить три месяца назад, когда изнывал от жажды, избитый и униженный, примотанный проволокой к холодному бетонному столбу. — «Сейчас поквитаемся…»

С каждым новым шагом, приближавшим его к врагу, усталость отступала, Волк ощущал прилив сил. Стрела с острым железным наконечником стала частью его, продолжением его руки, его мысли, стала средоточием его обиды и гнева. Каждую секунду, каждый миг Волк был готов выстрелить во врага. И вот, на площадке между четвёртым и пятым этажами Волк настиг его…

Сказать, что Волк был разочарован увиденным, значит — ничего не сказать. На полу, опершись спиной о мусоропровод, сидел Яросвет. Левая сторона его куртки была пропитана кровью. Раненая рука выпросталась из служившего подвязкой автоматного ремня и безвольно лежала на грязном бетонном полу, правая — на животе. В руке был пистолет, который Яросвет, бывший по-видимому без сознания, так и не выпустил. Он сидел полулёжа, голова его при этом уперлась подбородком в грудь, глаза были слегка приоткрыты, но реакции на появление Волка не было.

Волк ожидал чего угодно: ловушек, сопротивления, новой погони… Но перед ним был раненый, и без его, Волка, помощи обреченный умереть в ближайшее время от потери крови человек.

— Вот с-сука, чтоб тебя… — произнёс Волк с досадой. — Шёл за тобой, падла, чтобы ёбнуть своими руками, а ты, козёл лысый, решил сам помереть!..

Как оказалось, Яросвет был в сознании и всё слышал. Он медленно, с очевидным усилием, поднял голову и посмотрел на Волка:

— Что же ты?.. Стреляй, людоед, пока есть такая возможность!.. — медленно проговорил слабым голосом раненый. — Ты ведь Волк, да? Во-олк, людоед… кх-кх, кан-ни-ба-ал… — губы Яросвета скривились в презрительной улыбке.

Прозвучавшие в тишине мёртвого дома слова были как пощечина, как позорная плеть. Волку показалось, что даже стены, услышав эти слова, постарались эхом передать их вниз, на мёртвую улицу, стенам соседних домов. Чтобы каждый, кто способен понять эти слова, услышал, узнал — кто он такой, Волк — каннибал.

— Заткни ебало! — проскрежетал сквозь зубы Волк. — Ты, тварь фашистская, хоть и не жрешь никого, зато сколько рабов у тебя, а?! Сколько?!

Волк был каннибалом. Он ел людей и считал это правильным, считал, что это справедливо, что побеждает сильнейший и, что слабый не должен иметь права на жизнь. Слабый должен стать добычей сильного. Закон джунглей. Закон Диких земель. В ставропольской общине, где вырос Алексей Волков, человечинкой всегда баловались, с самой Войны. Не так, чтобы совсем в открытую. Неприличным это считалось, в открытую. Но, если выпадал случай, никто и не отказывался.