Год 2077-й

— Так это же известный факт, Ёся, — Молотов похлопал товарища по плечу. — Всю воду в кране ты с Сарой и ваши родственники выпили. Потому и нет её у нас, — с этими словами он поправил на разгрузке кобуру с длинным пистолетом. — Хватаем сумки и потащили, брат!

Свой ПКМ и боекомплект к нему Молотов оставил с велосипедом, — если фашисты накроют, толку от него всё равно будет мало. Вооружен командир группы и всего отряда был умело доработанным «Макаровым» с самодельным глушителем. Не ПБ, но всё же. От такого оружия сейчас пользы могло быть куда больше, чем от двенадцати с половиной килограммового пулемёта Калашникова.

Там же, улица Академика Сахарова, 2:28

Ефрейтор Кречет заступил на пост в 2:00. Нести службу на посту у «Адольфа Гитлера» для всякого пехотинца считалось делом почетным. Служба в пехоте — это, конечно, не служба в «Молнии», но и не работа сантехника, как у его отца. Попасть в «Молнию» можно двумя путями: первый — через Школу Мужества, в которую поступают с двенадцати лет сыновья состоятельных родителей, могущих себе позволить держать не менее двух рабов, или круглые отличники из обычной школы; второй же путь — через службу в пехоте. Но в пехоте следовало себя показать, чтобы ротный написал ходатайство полковнику. Отбор был строгим: пять человек из сотни в год — всего сорок пять бойцов из девяти сотен пехотинцев получали право на изображение молнии на правом виске. Кречет был образцовым солдатом; безукоризненно выполнял все приказы командиров и начальников, постоянно занимался самоподготовкой, бдительно нес караульную службу. Потому и охранял сейчас грозное оружие Рейха — тяжёлый сухопутный крейсер «Адольф Гитлер».

Кречет бодро прохаживался по тротуару вдоль здания Штаба ВС НСР мимо парусника, широко расставленные колёса которого занимали почти всю проезжую часть улицы, от ограды со стороны перекрёстка с улицей Бродского до противоположной ограды на перекрёстке с Алексеевой и обратно, вдоль здания напротив, которое занимал Инженерно-технический департамент Рейха. Песочная форма его была тщательно отглажена, сам Кречет гладко выбрит, уставная кепи на лысой голове сидела строго правильно, оружие — потёртый древний СКС, безупречно начищенный — в положении изготовки для стрельбы стоя. Он прошёл две трети расстояния до улицы Бродского, когда через ограду сзади перемахнул крепкий широкоплечий человек в застиранном камуфляже расцветки «флора», некогда распространенной в войсках несуществующей ныне страны. Лицо и руки человека были серого землистого цвета, из оружия у него был только нож с вороненым клинком. Человек бесшумно перебежал от ограды к паруснику и скрылся в тени за крайней тележкой шасси.

Дойдя до ограды, Кречет заметил вдали на площади перед Рейхстагом патруль. Это были парни из «Молнии». Остановившись на минуту, Кречет мечтательно посмотрел в их сторону. «Этой осенью я надену серую форму»

, — твёрдо сказал он себе и зашагал вдоль ограды. Поднявшись на тротуар у здания штаба, решительно добавил: «А весной пойду к отцу Любомилы и попрошу её руки!»

Поравнявшись с передними шасси «Адольфа», выступавшими на полтора метра перед кабиной, он сошёл с тротуара, обошёл левую переднюю тележку и, выйдя на середину дороги, быстро присел и посмотрел под парусником. Ему показалось, будто он заметил какое-то движение. Свет от фонарей падал на растрескавшийся асфальт асимметричными полосами, чередуясь с тенями от двенадцати четырёхколёсных тележек, на которых стоял парусник. «Показалось», — решил Кречет, выпрямляясь.

Ефрейтор вернулся на тротуар и пошёл между парусником и штабом, поглядывая на кряжисто оттопыренные от вагонных бортов тележки, каждое колесо в которых было ему по грудь. Таких тележек у «Адольфа» было по шесть на каждый вагон, — три справа и три слева, — сорок восемь колёс. Над колёсами вдоль бортов вагонов тянулись лёгкие алюминиевые мостики с перилами; на крышах такие же мостики, но с более частым креплением, в полтора раза увеличивали площадь верхней палубы — ровной площадки, выстланной лёгкими алюминиевыми листами. Нижние мостики и верхнюю палубу связывали алюминиевые же лестницы, по две на борт каждого вагона, нижние площадки которых были рядом с дверями, ведущими на нижнюю палубу, а верхние — над третьим по счёту, если считать от двери, окном. Реи с мачт головного вагона были сняты и вместе с зачехленными парусами уложены вдоль верхней палубы. Мачты стояли просто потому, что высота их превышала длину вагона, — их снимала команда на короткое время, когда парусник требовалось протолкнуть, например, под дорожной развязкой, или мостом.