Год 2077-й

Быстро сменив магазин, Железный подобрал с пола валявшуюся там книгу в добротном твёрдом переплёте, глянул на обложку: А. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ», — отец рассказывал ему про эту поганую книжку… Открыл, плюнул в бородатую морду «неполживого» автора, закрыл и со всей дури зашвырнул в дальнее окно, в кусты. Тотчас по кустам ударила короткая очередь, а Железный вскочил и дал очередь по стрелявшему. Стрелок вскрикнул.

«Хорошо, коняшек отбежал…», — порадовался Железный, что не пришлось стрелять по ещё одной лошади.

— Эй, уёбок! Ты там как, живой? — окрикнул Железный стрелка. Уёбок не ответил.

«Порядок», — решил Железный и, пригнувшись, выбежал во двор. Посмотрел из-за поваленного забора в сторону двора, в котором скрылся лысый кавалерист. Не видно никого.

Нужно было уходить как можно скорее. Кто знает, сколько конных фашистов тут ещё?

Дав короткую очередь по стонавшему на дороге фáшику, Железный вернулся в дом за велосипедом, снова осмотрел дорогу перед домом: никто из лысых не подавал признаков жизни. Только кони беспокойно топтались поодаль от убитых наездников. Четверо. Пятый лежал на боку в сотне метров, подёргивал ногами, фыркал и прял ушами. Железный усилием преодолел порыв пойти и добить несчастное животное. «Нельзя», — сказал он себе и побежал, катя велосипед рядом, среди молодых деревьев, срезая угол к выезду с хутора.

Направо, через двести метров был перекрёсток с дорогой в прошлом районного значения, по которой вчера и приехал Железный. На севере, за мостом через реку Ея дорога вела к Заводскому, а на юге, через четыре километра была развилка: налево — к Кущёвской, направо — к Шкýринской. Два дня назад утром они с Шавой проезжали эту развилку. На ночёвку они останавливались на временной базе в Кущёвской и в Нардегин не заезжали, а двигали сразу через мост и на Заводской. Дорога была асфальтированная. Выметенный ветром асфальт дороги от времени распался на островки, трещины меж которых расширились от многолетних размораживаний, дождей и суховеев; местами из трещин торчали пучки неприхотливой травы и кое-где кустарник. След от колёс на таких как эта дорогах виден не так отчётливо, как на поросших травой грунтовках и, если ездить по ним осторожно и резко не тормозить, можно и вовсе не оставлять следов. Если бы Железный не свернул вчера с дороги к Нардегину на своём «коне педальном», а аккуратно перенёс оба велосипеда — свой и Шавы — метров на двести, а также трофеи и выходные мешки, не оставляя чёткого следа, вполне вероятно, что лысые кавалеристы проехали бы мимо хутора. Но Железный не железный, не двужильный и не робот, он еле крутил педали от усталости и попросту забил болт на предосторожность. За что чуть не поплатился жизнью. То, что ему удалось уложить четверых фашистов и обратить в бегство пятого, он считал большим везением.

Добежав до дороги, Железный подхватил велосипед на руки, пробежал метров пятьдесят в сторону моста и перескочил в подступавшие к дороге кусты, коими в этом месте густо порос берег реки. Ступая на носок, он быстрым широким шагом пошёл кустами вдоль берега к стоявшему в километре от Нардегина небольшому посёлку домов на десять, тоже мёртвому и запустелому. Метрах в двадцати слева была ведущая к посёлку заросшая густой травой дорога. На неё Железный выходить не стал, чтобы не наследить, а, перейдя снова на бег, так кустами и добрался до первого заросшего леском огорода. Там он поставил велосипед на колёса и покатил рядом. Шёл дворами, чтобы не оставлять следов на, похоже, единственной улице. Когда же дворы кончились, Железный оказался на сильно заросшем проселке.

«А и хер с ним!» — едва прошевелил губами Железный, смахнул дрожащей ладонью с лица и шеи крупные капли пота, уселся на велосипед и, налегая на педали, сколько было мочи, покатил по просёлку. Впереди была станица Шкýринская.

Хутор Нардегин, спустя полчаса

Велибор и его подчинённые услышали перестрелку в момент, когда их разъезд пересекал мост через реку Ея возле хутора Восточный. Спустя десять минут после того как звуки стрельбы стихли, на связь по рации вышел командир разъезда сержант Родослав и сообщил, что в живых остался он один, а велосипедист ушёл. Пришлось гнать коней, описывая крюк в двадцать километров, поскольку обозначенный на довоенной карте прямой просёлок от Кущёвской к Нардегину, по которому ехать было на восемь километров меньше, полностью зарос, и чтобы там пройти, коней пришлось бы вести в поводу.

Зрелище, представшее перед Велибором, удручало. Брошенный заросший лесом посёлок; на ставшей сплошной поляной улице лежат мёртвые бойцы, вокруг кони, щиплют молодую травку, прядут ушами. Один конь лежит поодаль, над ним кружит рой насекомых. Посреди улицы — Родослав, стоит, смотрит прямо. Лицо спокойное, без эмоций, а в глазах холодная ярость, злоба, какой Велибору ещё не приходилось видеть на лице друга.

— Как так вышло? — спросил, спешиваясь, Велибор.

— Засада, — ответил Родослав.

Велибор постоял, осматривая место.

— Умеет воевать козлина…