Год 2077-й

Доброгневу снилось, будто он снова стал мальчишкой, и они с отцом, матерью и младшей сестрёнкой живут в доме из красного кирпича в заброшенном хуторе близ мёртвого города со странным названием Шахты. Маленького Тёму (так звали тогда Доброгнева) это название пугало; ему казалось будто город Шахты — это что-то вроде большой ямы, дно и стены которой испещрены тёмными норами, в которых живут те, кого отец называл «не́людями». Дом был крепким, с железной крышей, которая в дождь совсем не протекала. Снилось, как однажды нелюди пришли в его дом, который Тёме до того казался неприступной крепостью; как забили кусками арматуры отца; как изнасиловали мать и сестрёнку, которая умерла во время этого насилия; как разрубили на части ещё живую мать и как она умирала от потери крови и боли, растерзанная, голая, без рук и без ног, с отрезанными грудями; как нелюди развели во дворе костёр и жарили на огне разрубленные и разрезанные тела… Снилось, как он, Тёма, сидевший в печи, смотрел на происходившее в зале (так в семье называли самую большую комнату). Было лето, и печь не топили; мать сразу, как только во двор ворвались нелюди и отец схватился с ними, велела ему залезть в печь. Сестрёнка была во дворе, и её схватили сразу… Доброгневу-Тёме снились звуки и запахи. Проснувшись, он ещё некоторое время ощущал эти запахи.

До лёжки они с Любомилом дошли беспрепятственно. Обошли с востока перевал Волчьи ворота с громадиной телебашни и спустились через сосняк к дороге. Когда рассвело, они уже лежали с биноклями под масксетью на расстоянии трёх метров друг от друга. Каждый наблюдал за своим сектором, храня молчание.

Доброгнев был раздражён. Ему хотелось забыть сон, но чем больше он этого желал, тем ярче картины возникали в памяти. Воспоминания отвлекали его. И это сказалось на внимании: он услышал звук отодвигаемой в сторону ветки слишком поздно, за секунду до выстрела. Местный шёл бесшумно. Ни Доброгнев, ни Любомил не заметили, как боевик подошёл к ним сзади. Если бы не присыпанная сосновыми иголками сухая веточка, которая слабо хрустнула, когда кравшийся нащупывающим движением носка ботинка сдвинул её в сторону, боевик наверно подошёл бы ещё ближе и, может быть, даже пнул Доброгнева берцем по заднице.

Та-тах! — дважды басовито выстрелил автомат совсем рядом. Калашников. 7,62.

— Лежать! — произнёс голос за спиной. — Башкой не крутить. Руки в стороны вытяни, крестом. Два раза не повторяю.

Доброгнев подчинился.

— Алексей Геннадьевич! — громко позвал боевик кого-то, кто был, по-видимому, поблизости, но не слишком близко. — Один в минус, второй на мушке. Подходите вязать!

В этот момент над посёлком послышались ещё выстрелы. Сначала на юго-западе, потом, спустя буквально несколько секунд — на северо-западе. Стреляли сначала скупыми очередями по два-три выстрела, потом кто-то дал щедрую очередь на полмагазина. Пауза, секунд пятнадцать. Одиночный. Тишина.

— Слыхал? — снова обратился к Доброгневу стоявший сзади местный. — Это твоих дружков на ноль множат. Так что, повезло тебе. Лежи, не дёргайся только, и будешь жить. У нас уже двое ваших на киче сидят. Военнопленные. Третьим будешь.

Послышались шаги. Шли двое.

— Смирный? — спросил низкий с хрипотцой голос.

Доброгнев догадался, что это подошёл тот самый Алексей Геннадьевич, которого позвал пленивший Доброгнева боевик, и что Алексей Геннадьевич и есть командир отряда — бодрый старик.

— Смирный, — ответил боевик своему командиру.

— Ну, вяжите его тогда. Федя, помоги Степану! А я подстрахую… Эй, как тебя?.. — старик обратился к Доброгневу.

— Доброгнев, — ответил Доброгнев.

— А нормальное русское имя у тебя есть?

— Артём.

— Ну вот. Артём. Хорошее имя. Греческое, правда, но хорошее. Руки заведи за спину, Артём, только медленно… не глупи. Мы — люди простые. Говорим один раз, потом стреляем…

Артём-Доброгнев выполнил приказ. К нему подошли двое, один слева, другой справа. Стянули масксеть, забрали автомат — АКМ с ПБСом, рацию, стянули руки за спиной пластиковыми хомутами (двумя, видимо для большей надёжности) и, взяв с двух сторон под руки, рывком поставили на ноги. Развернули. Разворачиваясь, Артём-Доброгнев увидел Любомила. Любомил был мёртв, — обе пули попали разведчику точно в затылок. От попаданий лысый череп с вытатуированным на правом виске знаком «Молнии» деформировался, стал каким-то неправильным. Артём-Доброгнев не стал присматриваться. Он знал, что после таких попаданий лица у Любомила не было.