Год багульника. Кровавая луна (СИ)

— Они — хитрые и продажные, но если ты хочешь поговорить на эту тему, лучше сделать это уже на марше.

— Хорошо, мы будем готовы быстрее, чем ты думаешь. И не стой у меня над душой!

— Да уж — это ведь теперь такая ценность! — с деланным испугом воскликнул Барет. — Фринн — это ведь это тебе не просто шкура в пятна! Что такое Цитадель без фриннов? Ничто! Ага… И Гастар тоже так считает; прямо так и говорит — «ничто»!..

Больше слушать друга Сигарт был не в силах — он обернулся рысью и, подойдя к ближайшему лежащему на полу хэуру, полоснул его когтями по груди. Спящие в соседних одиннадцати бараках рыси повскакивали, как ужаленные — у каждого на коже алели следы от когтей. Вскоре Сигарт уже стоял на плацу, наблюдая, как его воины поспешно строятся в ряды по стаям. Ни окриков, ни приказов, ни замешательства — молчаливые, как всегда перед походом, в полном обмундировании, они являли собой поистине грозную картину. Непобедимые сыновья Хэур-Тала, с холодными отважными сердцами и острыми когтями — Сигарт подумал, что он действительно горд тем, что он один из них…

Без единой команды хэуры двинулись вслед за командиром. Снег на дороге был весь истоптан следами — здесь только что прошли отборные стаи Барета; вдалеке полосой маячил Серебристый лес. Он словно не отпускал Сигарта — вновь манил его к себе, как место злодеяния — преступника; только теперь у него уже не было причин прятаться — в окружении преданных ему воинов он шагал по дороге к мосту, соединявшему берега Айлит-Ириля. Стражники у моста громко приветствовали Сигарта. «Мор андарт!» — еще долго звенело у него в ушах приветствие, припечатанное твердым шагом почти двух с половиной сотен воинов. Он слышал за собой их шумное дыхание и топот тяжелых сапог, и его охватило радостное и легкое ощущение единения с этой грозной силой. Он вспомнил, с какой гордостью рассказывала Моав о скованных кейной эльфийских воинах — жаль, что она не видела рысей в бою! Связанные узами дружбы, во много раз более сильными от отсутствия каких-либо иных пристрастий, гордые своей избранностью, суровые воины севера были единой стаей — сильной, сплоченной, непобедимой. И теперь эту стаю вел он, Сигарт Окунь!

Они догнали отряды Барета почти под лесом — и вместе с ними дошли до большой поляны. На ней виднелись остатки следов от шатров: по-видимому, хэурам такие вылазки были не впервой. Пока рядовые рыси разбивали лагерь, Барет давал наставления другу. Голые деревья, стеной стиснувшие поляну, шумели на ветру, словно предостерегая гостей. Росх-хэур невольно понизил голос.

— Эти твари затаились где-то в лесу; надо осторожненько разузнать, где они и сколько их. Сигарт, ты пойдешь в разведку, — приказал Барет. Хотя он был таким же фринном, как и его товарищ, как черная рысь он считался старшим. — Доложишь обо всем, что увидишь.

Сигарт коротко кивнул.

— Только будь начеку в лесу, понял? Как почуешь неладное — немедленно возвращайся.

— Неладное? Что именно? — переспросил, насторожившись, Сигарт — воспоминания о странностях Серебристого леса мигом ожили в его памяти, но он хотел услышать это от Барета.

— А то, что две наших стаи недавно исчезли в тумане! — зло объяснил тот. — Просто взяли да и растворились. Потом их нашли на дне оврага с переломанными шеями — видать, бежали втемную, да и попадали, бедняги.

— Чего это вдруг?

Барет сузил и без того узкие желтые глаза.

— Ты что, совсем отстал от жизни?! Это не просто лес — это Серебристый лес! Он терпеть не может рысей. Как почует их, начинает напускать туман.

— Какой еще туман?..

— Такой, что в нем даже самый храбрый сходит с ума! — сказал Барет, переходя на зловещий шепот. — Медленно и мучительно! Сначала ты теряешь направление, потом способность соображать, затем начинаешь паниковать… Нормальным из этого молока еще никто не возвращался — оно высасывает все мозги, а потом заставляет тебя бежать, как полоумного, пока не убьешься. А не убьешься, тебе же хуже — будешь всю оставшуюся жизнь ходить и шарахаться от каждой ветки! После того случая со стаями решено ходить в разведку по одному — может, так меньше шансов, что этот проклятый лес нас учует.

Он говорил взволнованно, желтые с красноватым отливом глаза бегали, точно выискивая признаки коварного тумана. Сигарта передернуло — вот, значит, что еще умеет Серебристый лес…

— Спасибо, что сказал, — только и смог произнести он. — Хоть буду знать, что меня ждет.

— Надеюсь, только понаслышке. Как заметишь что-то странное, сразу в лагерь: учти, искать тебя в тумане никто не будет.

— Учту. А ты, наконец, можешь мне объяснить, кого мы хоть ловим?!

Барет замялся.

— Думаю, ты сам поймешь, когда тебе приставят нож к горлу…

— А яснее никак нельзя?

— Иди уже, иди! Ясный ты наш! И помни про туман!