Историю болезни Салье Мышкин изучил тщательно – сантиметр за сантиметром. И на странице назначений в верхнем правом углу нашел то, что искал: едва заметную потертость, похожую на следы старого затвердевшего ластика. Он позвал Клементьеву.
– Найди мне где-нибудь кусочек копирки, дорогая.
Через пять минут Клементьева вернулась из канцелярии с угольно-черным лоснящимся листом.
Мышкин оторвал кусочек копировальной бумаги и, затаив дыхание, осторожно потер копиркой след от ластика. На черном фоне проступили белые буквы, вдавленные в бумагу шариковой ручкой: «Индекс-м интенсивно, семьдесят два часа с двухчасовым интервалом».
«Хорошо. Вернее, плохо. Для меня. Вернее, еще не плохо, но может стать хуже некуда».
Клементьевой он велел историю отсканировать и записать файлы на компакт-диск.
– Никто не должен знать, что существует копия! – предупредил он. – Даже ты не должна знать. Все! Я на конференции.
– Дмитрий Евграфович, – остановила его Клементьева. – Извините… Вчера звонил Валера…
Он придержал шаг.
– Какой еще Валера? Из вытрезвителя?
– Из Австрии, – слегка порозовела Большая Берта. – Туманов Валерий… Валерий Васильевич. Тот, со своим покойным дядей из Петропавловской…
– Уже и звонит тебе? Из-за границы? – удивился Мышкин. – Ну, Клементьева, блин, даешь! Ну и молодец, Даниловна! Он для тебя уже просто Валера?
– Как сказать… – густо покраснела она. – Просил вам передать…
– Все! – оборвал Мышкин. – Опаздываю. Потом твоего Валеру!