Год беспощадного солнца

Мышкин спустился в прозекторскую. Там были Литвак и Клементьева.

– Четырнадцать, – пересчитал Литвак скрепки.

– Двенадцать, – хмуро поправил Мышкин. – Уже с утра даже посчитать правильно не можешь.

– Так что там у тебя?

– Ты уже спрашивал! – огрызнулся Мышкин. – Фурункул.

– Затылочной доли мозга?

– Той самой доли, которой у тебя давно нет! – отрезал Мышкин и подошел к секционному столу.

На нержавеющей синеватой стали лежал пожилой грузный азиат.

– Наш? – спросил Мышкин.

– Из четвертого отделения, – ответила Клементьева.

Мышкин пролистал эпикриз. Опухоль желудочков головного мозга. «Почему не оперировали? Ага, неоперабелен. Вливали бывший югославский, а теперь швейцарский цитоплазмид. Двадцать четыре капельницы. Почему не помогло? Поздно проснулся. Тогда зачем капать? Глупый вопрос: теперь такое лечение называется у них «терапия отчаяния». Оперировать поздно, а изображать лечение надо, потому что заплачено и клиент богатенький, можно до смерти обдирать…»

Он бросил взгляд на лицо мертвеца. Широкая, не успевшая осунуться морда. Типичный бай. Березовский из Киргизии. Или Абрамович из Казахстана. «Что ж ты так поздно спохватился, Абрамович косоглазый? Решил, если денег мешок, то и болезнь подкупить можно, как следователя прокуратуры? Что для тебя одна капельница цитоплазмида – восемь тысяч долларов. Залился бы. На весь курс всего-то сорок капельниц. Копейки».

На шее у яремной вены у бая едва видна черная точка: след шприца. Похоже, в реанимационной вливали, пытались вытащить с того света, но без толку. И не помогли большие деньги косоглазому Абрамовичу: оказывается, смерть взяток не берет.

Он вспомнил, как на предпоследней конференции главврач Демидов огласил свежую статистику по онкологии. Выходило, что в России свирепствует самая настоящая эпидемия. Со всеми формальными признаками. Особенно страшно, что рак добрался до массы детей. Главврач утверждал, что основная причина широкого и необычайно быстрого распространения опухолевых заболеваний – системное ослабление иммунитета большей части населения России.

– Обратите внимание, коллеги, – сказал он на конференции. – Мне самому не нравится то, что я хочу вам сообщить, но вынужден. Эпидемия имеет место, и индуцирована она, прежде всего, факторами социальными. Богатые болеют меньше. По моим данным, которые, конечно, надо еще проверять и уточнять, сегодня основной причиной эпидемического распространения онкологических заболеваний по-прежнему остается то перманентное стрессовое состояние, в котором уже второе десятилетие пребывает большинство населения России. Но не менее важен и второй фактор – качество питания. Человек состоятельный не ест сосисок за двести рублей из генно-модернизированной сои, не ест генно-модернизированную картошку или помидоры, фаршированные генными вирусами. Он не пьет молоко из генно-модернизированного крахмала. Вся эта смертельно опасная и фантастически дешевая дрянь предназначена для бедных, которых у нас, даже по официальной статистике, не меньше семидесяти процентов от численности всего населения. Эти семьдесят процентов приговорены, безо всякой вины, к смертной казни, причем в самой мучительной ее форме. Эти люди никогда не смогут платить за цитоплазмид. Но, конечно, на самом деле приговоренных больше семидесяти процентов. Нозологический профиль различных новообразований становится все разнообразнее и, что характерно, все больше фиксируется у сельских жителей…

– У остатка сельских жителей, – буркнул Мышкин себе под нос, но его услышали все.

– Можно и так, – согласился главврач. – В любом случае, из абсолютно медицинских категорий вытекает вывод парамедицинский… Государство не имеет права равнодушно смотреть на эту ситуацию хотя бы потому, что если исчезнут эти бедные, то некому будет работать на богатых.

Он иногда позволял себе фрондерские выходки, но они всегда воспринимались в клинике как профессорское кокетничанье. Но в этот раз на Демидова кто-то донес, и его вызвали в горздрав.

Что там было, Демидов не сказал никому. А Мышкин поинтересовался.