Год дурака

– Пока студенты были, ни копеечки лишней не было, а он подарил мне золотое колечко. Тоненькое, как проволочка. Но ради этого колечка он ведь целую ночь грузовики разгружал… с его-то образованием, с его изящными пальцами!

Я с трудом проглотила последнюю ложку супа, и бабушка сразу поставила передо мной второе. Мама разливалась соловьем. Я знала, что она может продолжать, и продолжать, и продолжать.

– Кушай, кушай, – приговаривала бабушка, – Вон как щеки запали.

– Да как же запали, – отошла от темы мама, – С той недели кило набрала, если не два. Вон как на ней костюм сидит, чуть не лопается.

– Да я сама сейчас лопну. Больше не могу!

– А пироги как же? – забеспокоилась бабушка, – Мне что их, выбрасывать теперь?

– Вот уж конечно, не может она, – продолжала мама, – Всегда лопала и лопала. В детстве вот такая ходила пухлая.

Эту войну мне никогда не удавалось выиграть. Если я сопротивлялась сильнее, они тоже увеличивали нажим. Кроме того, их было двое. Когда мне было двадцать четыре, и я съезжала с этой квартиры, я весила 85 килограмм. И все, о чем я могла думать, так только: «Катиться! Катиться прочь отсюда!». Взяв пирог с картошкой, я принялась жевать его как возможно медленнее. Торжествующая бабушка выставила на стол блины. Я почувствовала острую ненависть к еде и украдкой расстегнула верхнюю пуговицу на брюках.

Мама вернулась к своему восторженному монологу. Жуя и сонно моргая, я почти ее не слушала, зная, к чему она придет в итоге.

– Ты должна найти себе мужчину. Если уж не красивого, то хотя бы достойного мужчину.

– Где их найдешь, достойных, – буркнула я, давясь пирогом с малиновым вареньем.

– Конечно, от тебя все попрячутся, если не будешь следить за собой. Ты не смотри, что я сейчас набрала. Когда твой папа меня увидел, я была как тростиночка тоненькая. Впрочем, мне и было-то двадцать лет.

А мне вот тридцать, мама. Так чего париться, поезд уехал!

Мама протерла глаза, в этой раз действительно слегка увлажнившиеся.

– Достаточно воспоминаний. Они все еще будят тоску.

Я посмотрела на свои наручные часы. Половина девятого. Действительно, достаточно.

– Печеньица? – спросила бабушка, – Свеженькое, со сгущенным молоком, такая вкуснятина.

– Думаю, мне пора. Дома есть кое-какие дела.

– Придумала ты с этой квартирой. Деньги за нее платишь.

– Да, но хозяйка берет с меня немного, а здесь только две маленьких комнаты.

– Ты могла бы спать в комнате с бабушкой.

«И каждую ночь она будет стоять надо мной с куском колбасы, чтобы впихнуть его мне в глотку, едва я приоткрою рот во сне», – со злостью подумала я.

– Да, но мне бы не хотелось мешать бабушке…

– Ей это только в радость. Ты же знаешь, как она тебя любит.

– Да, но отсюда мне неудобно добираться до работы… Ты же знаешь эти трамваи. Чуть где авария на путях, и движение встало на полдня.

– Нужна тебе эта работа, никаких перспектив.

– Да, но как раз сейчас у нас реорганизация, посмотрю, что будет. Все, бабуля, мамуля, мне совсем пора, – с трудом подняв свое перекормленное тело, я бочком протиснулась мимо бабушки в коридор.

– Есть один мужчина… может, я могла бы тебя с ним познакомить, – сказала мама как бы между прочим, когда я уже стояла у открытой двери.

– Что за мужчина?

– Знаешь Раису Константиновну? Вот ее сын. Зовут тоже Константином. 42 года, своя торговая фирма. Высокий, брюнет, красавец.

– Хм. А не староват для меня?

– Да ты сама не молодуха. Хотя… ты права, он не для тебя. Девушку ищет представительную, ухоженную, а ты у меня простушка, не умеешь себя вести в приличных местах.

– Неправда, – возмутилась я, – Мне нужно с ним познакомиться.

– Ладно, я дам ему твой телефон, – мама слегка скривила губы: «Если ты хочешь…», – Он тебе позвонит.

– Только не забудь.

– Не забуду.

– Может, возьмешь вареньица пару баночек? – с надеждой спросила бабушка.

– В следующий раз, – клятвенно пообещала я и, пыхтя, заспешила вниз по лестнице. Все, повинность выполнена, можно расслабиться до следующего понедельника. Я бы запрыгала от радости, но пироги и прочее нещадно тянули меня вниз.

Вечером мне позвонил тот самый Константин. Разговор получился по-деловому кратким (мы договорились на воскресенье, в восемь – поздновато для меня, но ему так было удобно), хотя его голос мне понравился – низкий, глубокий, уверенный.

С утра я чувствовала боль в желудке, после вчерашних злоупотреблений, и была только рада выпить безвкусный «Супершейп». Едва добравшись до работы, я сразу бросилась изображать из себя Новую женщину: уверенную в себе, сосредоточенную, не позволяющую себе лениться, трусить и отступать от достижения намеченных целей.

Ирину я увидела всего однажды, причем она шла по коридору с Роландом, иногда касаясь его руки и слушая его с преувеличенным вниманием. Какая же она красивая, стройная, высокая… Я расстроилась, но потом напомнила себе, что в новой жизни нет места для уныния, и поплелась на кухню забодяжить стаканчик «Супершейпа». Диана поехидничала надо мной, но легкость в моем теле указывала, что я на верном пути. К счастью, кухня была тем местом, где Ирина точно не появится – она обедала в кафе, на первом этаже.