Год принцессы Букашки

Маме и Букашке действительно было еще хуже. Букашке – потому что она болела, потому что ей промывали желудок и поили чем-то горьким, потому что ей все время делали какие-то уколы, а иногда ставили «систему». Она не понимала, за что ей все время делают больно, и уже как огня боялась белых халатов… А мама просто умирала, видя как плохо ее маленькой доченьке, и сердце ее постоянно обдавало холодом при мысли, как ужасно все это может кончится. Но она гнала от себя все эти страшные мысли и старалась вовремя делать все-все-все, что наказывала ей врач, о которой говорили, что хоть она такая строгая и сердитая, но зато «хороший специалист»…

Папа приходил сюда уже не в первый раз, потому он не стал передавать пакет таким же строгим и сердитым, как врач, медсестрам. Он остановился под окном букашкиной палаты и позвонил маме. Та выглянула, кивнула, а затем выбросила в форточку переданный в прошлый раз клубок веревки, держа ее конец. Разматываясь, клубок полетел вниз. Папа поймал его и привязал веревку к пакету. Мама быстро затянула его наверх и ненадолго исчезла. Потом она появилась в окне, поддерживая бледненькую Сашку подмышки на подоконнике. Папа запрыгал и замахал руками, изображая радость. Букашка чуть заметно улыбнулась и покачала рукой. Тут папа, как и в прошлые разы, испугался, что она расстроится оттого, что он только прыгает тут под окнами, а к ней не идет. Не идет ее спасать, когда ей так плохо…

Он достал телефон и набрал номер.

- Ты ее тихонечко сними с окна и отвлеки, чтобы она не расстроилась, что я ухожу.

- Ладно, – мама и Саша исчезли из проема, но разговор продолжался: - Спасибо за передачу.

- Ну, что говорят?

- Ничего.

- А анализы?..

- Будут готовы только через три дня. А пока ее лечат, сами не знают от чего.

- Она что-то ест?

- Нет.

- А чем же она питается?!

- Ей вливают глюкозу прямо в кровь…

- О, господи…

- Ну, ладно, пока. Она что-то закапризничала…

- Да-да-да, не отвлекайся от нее. Всё, пока.

Говорить какие-то ласковые слова друг другу просто не было сил, слишком уж плохо у них у обоих было на душе. Папа сунул телефон в карман. Белесые собаки молча проводили его взглядами до остановки.

3.

День за днем так прошла целая неделя. Холодно и неуютно было без Букашки и игрушкам.

- Какие же мы с тобой дураки, - сказал Салатный. – Еще жаловались, что она с нами не играет. Балбесы жадные! Главное-то, что она вообще тут была. Уже от этого хорошо было!

- Это точно, - вздохнул Сиреневый.

- Слушай, - сказал Салатный, - а как ты думаешь, чего больше всего на свете не любят микробы?

Из ящика снова высунулась гусеница и сказала:

- Я, я знаю!

- Чего?

- Веселья и радости, вот, чего они не любят.

- Ты понял? – обернулся Салатный к товарищу. – А мы тут с тобой нюни распускаем. Микробам от этого одно удовольствие.

- Точно! – сказал Сиреневый. – А знаешь, что? Давай писать веселые песенки. Микробы их услышат, узнают, что мы не падаем духом, испугаются и убегут.

- Это, конечно, хорошо было бы, только убегут-то те микробы, которые здесь, а не те, которые в Букашку залезли.

- Н-да… - приуныл Сиреневый.

- Нет-нет-нет! – закричала гусеница. – Ты всё плавильно плидумал! Пр-равильно пр-ридумал, - поправилась она. Все плохие очень любят сплетничать. Те миклобы, которые отсюда убегут, обязательно всем р-раскажут, какие мы др-ружные, и как любим Букашку… Те ласкажут другим, и те – тоже, и так все миклобы это узнают, испугаются и оставят Букашку в покое.

Ослик из уголка пробасил:

- Надо попробовать. Что-то мы расслабились. Не знаю, будут микробы сплетничать или не будут, но главное, мне кажется, если очень захотеть, чтобы Букашка выздоровела, ей это обязательно поможет.

- Отлично! – воскликнул Сиреневый, и сразу почувствовал, насколько ему стало легче от мысли, что он что-то может сделать. – Давайте тогда устроим конкурс на лучшую выздоровительную песенку!

- Давайте!.. Правильно!.. Устроим!.. – загалдели остальные. Потом игрушки притихли, только время от времени то тут, то там в комнате раздавалось хихиканье. Минут через двадцать Сиреневый крикнул:

- Я готов! Кто еще?

- Да подожди ты! – закричал Салатный. – Мало ли, что ты готов! А мне еще долго!

- Что-то медленный ты какой-то, - проворчал Сиреневый.

- Это ты что-то быстрый, - возразил Салатный. – Еще неизвестно, что ты там написал. Ничего хорошего так быстро написать нельзя.

- Посмотрим, посмотрим… - стал защищаться Сиреневый, но его прервал Ослик:

- Может, хватит мешать, а? Написал? Молодец. Пиши ещё.

Сиреневый насупился и примолк, но ослику помешали снова:

- Кар-р-р! – раздался резкий голос из окна. – Пр-р-ривет, друзья!

Игрушки уставились туда. В форточке, уцепившись ногами в раму, сидел ворон.

- Что-то мне гр-рустно, - сказала птица. – И как-то мне стр-рашно. Сам не знаю, что со мной пр-роисходит…

- А мы знаем, мы знаем! – затараторила гусеница. – У нас Букашка болеет! Нам тоже всем глустно и стлашно. Но мы не падаем духом. Мы сочиняем вызлоровительные песенки, чтобы напугать мклобов!

- Вот как? – наклонил голову ворон. – Что ж, пр-р-рисоединяюсь. И полечу еще котишке р-раскажу!

Хлопая крыльями, он исчез.