Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой

«Нет проблем, — весело отмахиваюсь я. — Я не упаду». И тут я замечаю, что у моего собеседника фиолетовые помпоны — символ того, что человек уже 20 лет как состоит в рядах ямабуси. Хотя юридически ямабуси не несут никакой ответственности за мою безопасность и благополучие, фактически они стоят на высшей ступени иерархии и потому имеют моральные обязательства защищать младших, то есть меня. Другими словами, пусть физически я и не подвергаюсь опасности, но на моральном уровне близка к самоубийству.

Я слезаю с утеса и приношу пространные извинения. Меня сквозь зубы прощают. После этого случая, если мне хочется заснять необычный план, я залезаю на дерево или прячусь за скалой.

Через 6 часов послушники исчезают в стенах храма. Мы с Томо садимся у потрескивающего костра. Он требует, чтобы мы разводили костер каждый вечер невзирая на ужасную летнюю жару. Наверное, это напоминает ему о беззаботной жизни в Новой Зеландии, которую он вел прежде чем пришлось вернуться в Японию и столкнуться с неопределенным будущим.

С той самой минуты, как мы с Томо встретились на станции, я пытаюсь пробить его непроницаемый панцирь. Мне удалось выяснить, что он любит бегать и как-то даже участвовал в марафоне. Я узнала, что он завалил вступительные экзамены в университет и год занимался самостоятельно как ронин[39]. Еще он боится жуков — стоит мотыльку прилететь на огонь, и Томо в панике убегает, трясет головой, как разъяренный бык, и укрывает шею. Он умеет готовить, по очереди со мной моет посуду — это мне нравится. Любит сушеный инжир с тех самых пор, как прочитал об этом лакомстве в «Тысяче и одной ночи». А еще он жутко чувствительный — почище старенького больного астмой пекинеса[40]. Под маской любезности кроется настоящий ураган эмоций. Смех у Томо нервный и грустный. Я хочу спросить, что он думает по поводу игрока в патинко, но не хочу, чтобы он опять завелся.

Он рассказывает о собеседовании в туристическом информационном центре. Вакансия, на которую он претендовал, была совершенно неподходящей для мужчины с его образованием. Когда его спросили, зачем ему такое невыгодное место, он ответил, что ему нужен опыт. В результате на эту работу наняли 22-летнюю девушку.

«И что ты теперь будешь делать?»

«У меня есть друг, врач из Бангладеша, — внезапно оживляется он — Вот думаем открыть торговую фирму. К сожалению, сейчас врач очень занят… вот может, через годик-два…»

«И чем будете торговать?»

«Не знаю. Товарами из Бангладеша. Товарами из Японии».

Остался последний участок пути: странствие по горам длиной в 20 миль. О тяжести перенесенных испытаний говорят лица послушников и покрытые синяками ноги. Голодные спазмы уже прекратились. Ученики идут более уверенным шагом, реже хватаются за веревки и металлические перила. Прежде белые мешковатые штаны не узнать под слоем грязи. От соломенных сандалий остались одни ошметки.

Вскоре деревья остаются внизу, а мы встаем на тропу и пробираемся сквозь высокую траву. Цепочка послушников растянулась и стала похожа на нитку жемчуга, плывущую в зеленом море. Периодически к свисту ветерка присоединяются 3 ноты — это ямабуси взывают к горным духам. Я стараюсь запомнить каждую мелочь: ведь этот день никогда не повторится, это я знаю точно.

Перевалив через вершину, мы спускаемся все ниже и ниже, пробираемся сквозь кустарник и лес, выходим на размытую дорогу, усыпанную булыжниками, и наконец оказываемся у реки. На том берегу видна тропинка, которая исчезает в лесу.

Река широкая, но мелкая. Первый ямабуси смело шагает вперед, определяя глубину посохом и перескакивая с камня на камень. Остальные проворно следуют за ним. Те, что шли первыми, уже на другом берегу. И тут кто-то из идущих в середине поскальзывается и падает в воду.

Он выныривает, отплевываясь от воды. Глубина всего по пояс, но упавший, кажется, не спешит выбираться. Он принимается прыгать вверх-вниз, трет пятно на брюках, пытаясь его отстирать. Остальные следуют его примеру, и через несколько минут в реке уже полно плещущихся ямабуси в одном белье. Они восторженно барахтаются на мелководье, вычищая грязь из-за ушей и между пальцами ног. Тщательно отстирав одежду, они раскладывают ее на скалах просушиться. Из всех лишений, что им пришлось вытерпеть за эту неделю, запрет на мытье, должно быть, был самым невыносимым

Пока послушники надевают выстиранную форму, я думаю о тех робких и испуганных неженках что лишь неделю назад прибыли в штаб-квартиру ямабуси. Те люди, что сейчас выходят из реки, не имеют с ними ничего общего. Они не просто загорели и окрепли. Они стали самодостаточными людьми. Ямагути-сан был прав: они и впрямь обрели второе рождение.

Через час, шагая по тропинке вдоль речной впадины, замечаю фигуры в белых одеждах первыми добравшиеся до вершины. С ними и умственно отсталый инвалид — ему, наверное, помогли подняться. Он оборачивается, смотрит на долину, закидывает голову и начинает кружиться, крича от искреннего восторга. Остальные ямабуси хлопают в ладоши.