Годовые кольца истории

Сам отец, как консул Республики, приговорил сыновей к смерти. Римляне сочли этот поступок нормальным; таковы суровые нравы жителей будущего “Вечного Города”, впервые осознавших себя хозяевами своей судьбы. Вскоре Брут пал в бою с монархическими сторонниками Тарквиния – но победа осталась за Римом, гибель консула не изменила политику Республики. Даже могучий этрусский царь Порсенна был изумлен упорным сопротивлением римлян и оставил их в покое.

В чем причина новой римской непобедимости? Ведь и раньше, при царях, и ныне, при Республике, римские легионы выигрывают отнюдь не каждое сражение; и у них бывают случаи паники, неповиновения бойцов командиру, столкновения между знатью и плебеями даже в военном походе. Но всегда находится группа людей, готовая действовать самоотверженно – и обычно большинство римлян следует их примеру, будь то на поле боя, в сходке на Форуме или на заседании сената. О чем говорит этот факт?

Прежде всего – о большой пестроте населения. В политической жизни Рима этой поры мы не видим отдельных ярких личностей – вроде Суллы или Цицерона. Зато заметны вожди отдельных родов и “землячеств”, выражающие общую волю соплеменников. Каждая из таких групп замечательна племенной спайкой, решимостью не уступать первенство всем прочим – но в то же время сознанием того, что эти “прочие” суть дополнительные части единого целого, великого организма по имени Рим, чье процветание важнее интересов отдельной этнической группы. Поэтому, например, в бою римляне-сабины, заметив, что их соратники-латины ослабели или оробели, обычно стремятся сделать максимум возможного для общей победы, чтобы обойти своих соперников в состязании за славу и первенство в родном городе.

Эта новая римская движущая сила – соревновательный дух, мобилизующий все силы каждого индивида в общем деле – чужда и непонятна большинству соперников, чей социум либо давно достиг устойчивого равновесия (как у этрусков), либо необратимо распался на враждующие фракции (как у греков). Только “лишние люди” из числа соседей Рима готовы присоединиться к “новым людям” на берегах Тибра; буйный и суровый Рим охотно принимает в свое горнило всех, кто способен выдержать новый образ жизни. Одни приходят целыми родами и племенами (как сабины и этруски) и быстро вписываются в общий стиль: их старейшины сразу входят в число сенаторов, а через десяток лет такой вождь может стать и консулом. Другие (как греки) приходят поодиночке и неспособны образовать дружину единомышленников; такие личности незаметны на общем римском фоне, хотя приносимые ими культурные традиции и ремесленные навыки быстро распространяются в римской среде.

Гражданская жизнь римлян также протекает бурно: в борьбе “землячеств” и иных политических групп быстро созревают новые учреждения и законы молодой республики. Уже на восьмом году ее существования военная нужда заставила римлян учредить должность диктатора – временного верховного главнокомандующего, независимого от консулов, но не имеющего гражданских полномочий.

Еще через семь лет Рим будет впервые потрясен борьбой между плебеями и патрициями: их классовые противоречия, неразрешимые в рамках аристократической республики, будут сглажены введением института народных трибунов – выборных и лично неприкосновенных представителей плебейской массы, независимых от сената и не связанных земляческой традицией. Таков будет первый шаг на долгом пути к демократизации римской республики и одновременно - к слиянию всех временных группировок внутри Рима в единый римский этнос, которому особенности его биографии и внешнеполитической коньюктуры откроют путь к власти над Средиземноморьем.

Процесс включения все новых народов в исторический процесс идет и на Дальнем Востоке, где нет теплого Средиземного моря, облегчающего общение между жителями Иберии и Африки, Эллады и Финикии, Италии и Египта. Оттого многие этнические и социальные процессы протекают здесь иначе, и совсем иные плоды порождает порою тот же взлет человеческой мысли. Здесь не было астронома Набу-Риманни и геометра Пифагора - но был космолог Лао-цзы, не было вероучителя Заратуштры – но есть Конфуций. Здесь нет созвездия греческих полисов и Персидской империи, но есть уникальный симбиоз разноязычных этносов – наследников древней цивилизации Инь, осколков старого царства Чжоу.

Интересно выглядит политическая карта будущего Китая на рубеже VI-V веков до новой эры. Шесть пограничных воеводств (вэй-го) стальным кольцом окружили два десятка мелких древних княжеств (чжун-го), занимающих центральную часть долины Хуанхэ. В центре кипит политическая и научная мысль, рождаются социальные доктрины, здесь пишется история - но не здесь она делается. Только пограничные княжества могут расширять свою территорию и обогащать свой этнический состав; лишь они соперничают за роль лидера в китайском мире, и в этой чехарде проявляется все несходство шести могучих соперников.