Годунов в кругу родни

Целостная матрица имен, допускающая присутствие четырех элементов, способна доставить современному исследователю немало хлопот. В самом деле, между несколькими именованиями одного и того же лица существовало своеобразное функциональное распределение, а потому все вместе и одновременно в источниках они представлены достаточно редко. Далеко не всегда упоминание конкретного имени снабжено прямым указанием на его статус, и если христианские имена отличить от нехристианских относительно легко, то остальные этапы реконструкции антропонимического досье — имеем ли мы дело, например, с крестильным именем, с монашеским или с публичным некрестильным — требуют определенных исследовательских усилий. Вдобавок ко всему, на XVI столетие приходится расцвет древнерусской полиномии (в особенности христианской двуименности), но в эту же пору проступают и первые признаки ее перестройки, ведущей к постепенному размыванию и угасанию.

В частности, примерно тогда же в правящей московской семье несколько меняется соотношение между двумя христианскими именами — крестильным и родовым, династическим. Если прежде, решившись дать ребенку два имени, родители крестили его тем из них, что выпадало ему по дню рождения, а в династической жизни именовали другим, традиционным для правителей, то в конце XV–XVI в. отпрыска великокняжеской или царской семьи крестят непосредственно именем династическим. Имя же, выпавшее по дате появления на свет, уже не имеет, в сущности, строго закрепленной функции, остается чем-то вроде «благочестивого придатка», факультативного дополнения в церковном обиходе [Литвина & Успенский, 2019; Литвина & Успенский, 2020: 32–33].

Так, если сына Дмитрия Донского, родившегося в конце XIV в., крестят по дню рождения Максимом, а в династической жизни зовут Андреем

(Андрей Дмитриевич Можайский, ум. 1432), то веком позже будущего великого князя Василия / Гавриила III, несомненно, крестили Василием, тем самым именем, под которым он правил. Имя Гавриил, доставшееся ему по дню рождения, еще появляется в довольно широком круге источников, однако уже в следующем поколении упоминаемость подобных антропонимов, выпавших по дню рождения, заметно снизится. Их относительная редкость в источниках отражает общую тенденцию династической жизни — мирская христианская двуименность как таковая постепенно замещается простым почитанием тех святых, на память которых отпрыскам самодержца довелось родиться. Окончательно это произошло в XVII в., в династии Романовых, у которых с восшествием на престол христианской двуименности попросту не стало[31]. Существенно, однако, что ни в XVI, ни в XVII столетии за пределы правящих родов отмеченная тенденция как будто бы не распространяется: подданные Рюриковичей и Романовых отнюдь не отказываются от полноценной христианской двуименности и весьма активно используют возможность крестить младенца одним именем, а в публичной жизни называть другим. Иными словами, приходится учитывать, что матрица из четырех имен внутри династии и за ее пределами может быть устроена в это время несколько по-разному.

Сколько же потенциальных ячеек описанной выше матрицы были заполнены в антропонимическом досье Бориса Федоровича Годунова и как они заполнялись? Или, формулируя несколько иначе, сколько имен было у этого русского царя и каков был статус каждого из них?

Борис и Боголеп

Доподлинно известны и хорошо задокументированы два ономастических факта: царь всю жизнь прожил под именем Борис, а перед кончиной принял постриг и получил монашеское имя Боголеп

.

В XVI в. Борис — это полноценное христианское имя с весьма своеобразной историей. Как известно, в церковный месяцеслов оно попало благодаря общерусскому прославлению собственных святых — князей, каждый из которых обладал двумя именами, Борис / Роман и Глеб

/ Давид. Первоначально они почитались под своими крестильными, привычными для церковного обихода именами (Роман и Давид), но очень быстро в этом культе закрепились их княжеские, языческие по происхождению имена. Соответственно, имя Борис на совершенно легитимных основаниях проникает в русские месяцесловы [Лосева, 2001: 330, 391] и на протяжении многих столетий весьма охотно дается в крещении. Небесным покровителем всех его обладателей был единственный святой с этим именем — русский князь Борис Владимирович, причисленный к лику мучеников. Поскольку борисоглебский культ предполагал совместное почитание двух братьев, то зачастую оказывалось, что нареченный в честь одного из них автоматически подпадал под патронат обоих.