- Какая причина! - возразил Павел, ворочавшийся в кресле, в котором (без привычки) неудобно было сидеть ему. Он старался выдвинуться на крап сиденья, но его тянуло назад, к спинке, и он опять оказывался в полулежачем положении перед Сергеем Ивановичем. - Причины-то, собственно, нет, вот в чем все дело.
- Да-а, - философски заметил Сергей Иванович. Он любил теперь философски посмотреть на мир. При философском взгляде все было объяснимым и со всем можно было найти примирение. - Вырастить легко, да не легко до ума довести, - проговорил он, словно первым высказывал эту мысль. - У меня, правда, одна, - добавил он, поймав взгляд Павла и почувствовав по этому взгляду, что не ему, вырастившему одну дочь, учить шурина в этом вопросе. - Но я тебя понимаю. Я всегда, между прочим, говорил, - начал он, чтобы придать вес тому, что собирался произнести, - не на кого нам пальцем показывать, мы сами виноваты во всем, да-да, и это не слова, ты меня знаешь, я не люблю краснобайства. Был уклад жизни, когда сын шел по отцу, дочь по матери. Сломали, отбросили, а что предложили взамен? А ничего. Настежь раскрытые во все стороны двери - в какие душа пожелает, в такие и входи. А в какие, тут и взрослому-то не всегда легко сориентироваться.
- Ты верно заметил, - согласился Павел. - Не отпусти я тогда их в этот их Кустанай, были бы на виду, перед глазами, и жили, как все люди. Как ты с Юлией или, к примеру, взять меня, да мало ли кого еще можно взять, а ведь нас никто не учил.
- Нас?! Э-э, мы из другого материала, не с поточной, как говорится, линии. Мы прежде всего совесть знали и порядочность.
Надо было взять мать из деревни, поехал и взял, - сказал он, хотя это не относилось к разговору. - А вообще-то, - добродушно добавил Сергей Иванович, - истина не в нас. Истина всегда выше нас - Это было любимым выражением Станислава, но Сергей Иванович подал это выражение как свое и внимательно посмотрел на Павла. - Да, - затем сказал он, - тебе непременно следует познакомиться с моим зятем, добрейший и прекраснейший человек. Сергей Иванович произнес это так, словно все зависело от Павла, пожелает или не пожелает он познакомиться со Станиславом. - Афористичен.
- Как ты говоришь? - переспросил Павел.
- Умен, говорю, как черт.
- А-а, - понимающе протянул Павел. - Умному человеку, куда ни приедет, везде дом родной, а неумному и в родном доме чужбина. А заберу-ка я внуков да и в деревню, и вся недолга, а тут пусть сами разбираются. - И он облегченно вздохнул, высказав это.
Упоминание о внуках вызвало на лице его улыбку. Он оглянулся на дверь, которая вела в коридор и на кухню и откуда просачивался в комнату запах жарившегося в духовке мяса, начиненного морковью и луком, запах сметанного соуса, грибов и чего-то еще вкусного, чем собиралась угостить его Никитична (и что было так знакомо Павлу по предпраздничным хлопотам жены у плиты), посмотрел на книжный шкаф, диван, письменный стол и гардины на окне, свисавшие к поблескивавшему лаком паркетному полу, и вновь, в который раз, пока сидел здесь, подумал, что вот с кого бы Роману брать пример.
- Борис приезжает, - начал было Павел.
- О, Борис, ну как же, Борис твой пошел, - сейчас же подхватил Сергей Иванович, знавший, впрочем, о Борисе только, что тот был дипломатом и был в Вене, и знавший еще, что уже по одному этому, что дипломат и в Вене, многое в обществе станет доступным ему.
- Пошел-то пошел, да в примаки, - сказал Павел. Он не мог простить этого сыну и неприятно поморщился, подумав, что надо будет ехать к Борису и встречаться там со сватом и сватьей.
- Ну привередлив ты, я смотрю. Если так воспринимать все, то и жить будет невозможно. Все не нравится, все.
- Мужчины, мужчины! - послышался в это время голос Никитичны из кухни, и через минуту она сама уже стояла в дверях, раскрасневшаяся и довольная тем, что успела все и хорошо приготовить. - Мужчины, - повторила она это новое, в сущности, для нее слово, усвоенное в очередях, где отовсюду только и раздается "мужчина", "женщина", будто в русском языке никогда не было иных слов обращения; но Никитичне казалось, что так было культурнее, и она, произнеся еще раз: - Мужчины! - пригласила Сергея Ивановича и Павла к столу.
- Что ж, пойдем, раз зовут, - сказал Сергей Иванович и принялся, упираясь рукой в подлокотник, подниматься из кресла. - Наташа придет, не знаешь, не звонила? - спросил он у Никитичны, хотя весь день сегодня не выходил из дому и знал, что никакого звонка от дочери не было. Но он как будто забыл об этом и невольно, не желая того, выказывал Павлу еще одну эту сторону своей в спокойствии и достатке жизни, когда мог позволить себе не помнить о том, о чем обязана, как он давал понять это, помнить обслуживавшая его Никитична.
- Нет, - ответила от дверей она.