Читаем Годы без войны (Том 2) полностью

Мария Дмитриевна начала с того, что опять похвалила розовое платье дочери. Платье было удачным, и розовый цвет шел Антонине; но по тому ходу мыслей, какой логичен всегда только для женщин, это оказалось лишь поводом, чтобы заговорить о себе.

- Когда я носила Антонину, - приглашая Бориса непременно послушать, сказала Мария Дмитриевна, - ну что вы, Боренька, тогда все было иначе.

Петр Андреевич, позабывший о своем намерении прощупать свата, заговорил с ним о тех деревенских проблемах, которые все больше и больше поднимались теперь в печати. Как человек военный, он был далек от этих проблем; но как человеку государственному, гражданину отечества, как он любил подчеркнуто сказать о себе, ему не безразлично было, что происходило в деревне. "Что-то, видимо, происходит", - думал он, читая статьи, прислушиваясь к мнению общественности и видя озабоченность в тех правительственных кругах, с которыми соприкасался. И хотя для него, не испытывавшего нужды в продуктах, трудно было понять, что на самом деле происходило в деревне ("В конце концов, все есть и откуда-то берется, так кем и чем мы недовольны?"), но в то же время, говоря себе, что дыма без огня не бывает, он старался присмотреться и разобраться во всем. Теперь же ему представлялся случай, которого он не мог упустить, и он прямо спросил Павла:

- Все сейчас в один голос говорят, что в деревне плохо. Скажите, действительно ли это так?

- Плохо? - удивился Павел. - Это ведь как посмотреть. На земле оно что ж хорошего? Сила нужна. А до того, как живем - да так и живем, как всегда жили.

- Я не об этом, - перебил Петр Андреевич. - Вот пишут, у земли хозяина нет.

- Почему же, а мы кто? - возразил Павел. - Ну а если побольшому, так разболтался народ. Все над нами Илья должен стоять, а нет Ильи, так и спустя рукава.

- Бригадир, хотите сказать.

- А как же.

- Ну а вам, вы извините, конечно, что я задаю такой вопрос, вам тоже Илья нужен? Над вами, вернее?

- Надо мной - дело другое. Таких, как мы, мало осталось.

- Но все-таки остались?

Павел усмехнулся.

- Камень крошится, железо ржавеет, а человек, что же вы думаете? - с этой же усмешкой на лице спросил он. Он чувствовал, что ему задавались те же почти вопросы, какие в разной форме, но с одинаковой этой же сутью задавались корреспондентами, приезжавшими в деревню; и как бы искренне ни отвечал корреспондентам Павел, в статьях и заметках о себе неизменно прочитывал, что он - механизатор широкого профиля, маяк, новая на деревне сила, на которую надо равняться. - Не вечны мы, - отвечая не столько свату-генералу, сколько тем корреспондентам (типа Тимонина), которые не хотели или не могли понять проблему, добавил Павел. - В руках у нас дело, а передать некому, вот в чем беда. И виноваты в этом, я думаю, в первую голову мы сами. Все хотелось, чтобы дети выше пошли, а выше - куда? - в город.

Четверо сыновей у меня, и все на сторону. Ну как вот с нпм, - строго будто, но в то же время с теплотой, по которой заметно было, что он доволен сыном, проговорил Павел.

- Город тоже надо пополнять, это естественно, без этого нельзя, сказал Петр Андреевич. - Городу нужны кадры. Я вот тоже из деревни. Все мы из деревни, - уточнил он. - Интеллигенция мужицкой косточкой прирастать должна.

Мысль эта была давней и любимой мыслью Петра Андреевича.

Услышав, что говорят об интеллигенции и мужицкой косточке, и почувствовав (по ходу разговора), что речь словно бы о нем, Борис повернулся к отцу и тестю. "Обо мне? Что же они обо мне?" - сейчас же подумал Борис.

- Конечно, я не сомневаюсь, что такие люди, - Петр Андреевич кивнул на Бориса, - везде нужны. Он был бы хорош и незаменим в деревне. Но он нужен и незаменим здесь. В сущности, - с удовольствием развивая свою мысль, продолжил генерал, - мы столкнулись с непреодолимым противоречием. Материя не исчезает, а только переходит из одного состояния в другое, переливается из деревни в город. - И, усмехнувшись своей шутке, покачал головой.

- Тенденция века - заменять человеческий труд машинами. - Борис вставил то, что считалось официальным мнением и не открывало ничего нового; но мнение это было удобно Борису тем, что, во-первых, оправдывало его и перед отцом и перед временем и, во-вторых, должно было прозвучать в поддержку тестя, расположением которого Борис дорожил.

- В корень, браво, в корень, - сказал генерал.

- Техники нынче, кто же возражает, много, - согласился Павел. - И хорошей. Но сколько ее ни прибавляй, все людей не хватает. Техника техникой, а человек человеком.

- И все-таки, - опять перебил генерал. - Я, например, многое не понимаю. Насыщенность, а по-нашему, по-военному, плотность тракторов на гектар с каждым годом увеличивается, а продвижения вперед нет. Топчемся, вот вопрос. А почему? Стихия? Но так она для всех стихия.

- Вопрос верный, но главное все же земля, а ее сколько было, пахотной, я имею в виду, столько и есть.

- А химикаты, а удобрения на что?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги