Годы эмиграции

Впервые это произошло к концу двадцатого года, когда возник журнал "Современные Записки", которому посвящена предыдущая книга воспоминаний. Первые два месяца я получал полторы {47} тысячи франков в месяц не за редакторские функции только, а и в качестве секретаря, счетовода, казначея и даже корректора. С третьего месяца вознаграждение было сокращено до тысячи. На эти деньги можно было существовать вдвоем, соблюдая крайнюю экономию. Но прошел год, и над нами снова стряслась беда - очередная операция жены. Перспективы были самые мрачные. И на этот раз материально выручил меня тот же Зак без того, чтобы я обратился к нему, предложивший мне теперь давать раза два в месяц в Бюро информации при русском посольстве в Вашингтоне обзоры того, что становится известным в Париже о происходящем в России и о политике западных держав в отношении к России. Предложение было, конечно, принято - и в выигрыше оказался не только я, но и касса "Современных Записок", освободившаяся от необходимости оплачивать мой труд по журналу. Эта работа длилась четырнадцать месяцев и осталась в памяти как приятное интермеццо в двадцатилетней борьбе за существование русского эмигранта в Париже в период между двумя мировыми войнами.

{48}

ГЛАВА III

Вместо фронтовой гражданской войны другие формы борьбы с большевиками в России. - Публицистика как главное занятие в Париже. - Отношение к восстанию в Кронштадте, НЭП, мирному договору с Польшей, англо-советскому договору, к голоду в России. - Неумирающие иллюзии. - Пересмотр своего прошлого эсерами в России и в эмиграции, кадетами, левыми и правыми, и другими. Земско-городское и другие объединения, общественные, профессиональные, научные. - Созыв Совещания членов Всероссийского Учредительного Собрания. Его Исполнительная Комиссия. - Состав, деятельность, судьба.

В Париже 20-х годов наша и, в частности, моя политическая работа или то, что ею называлось, была незначительной. Я соучаствовал в ней с другими, выступал порой на публичных собраниях с докладами или в прениях по докладам других, писал статьи на политические темы - и только. Второстепенная роль, которой я ограничивался, объяснялась разными причинами. Прежде всего объективными - положением эмиграции. Но были и причины субъективные. При почти одинаковой, хотя и разной, образованности, в ближайшей нашей среде между друзьями и единомышленниками произошел "естественный отбор". Старшие по возрасту и партийной иерархии, авторитету и популярности - Авксентьев, Руднев, Фондаминский, Зензинов - заняли руководящее положение. Да и ряд политических вопросов, близких сердцу моих друзей - судьбы социалистического интернационала, разнообразные формы помощи, благотворительности, просвещения и т. д., как ни почтенны и достойны признания они были, меня мало увлекали. К тому же ораторствовать публично мне, хоть и приходилось, и даже нередко, - не было моей "стихией". Даже лекции и доклады я читал без особой охоты. Устному слову я предпочитал написанное и напечатанное, и только в ответном или заключительном слове доклада я бывал в себе уверен.

И так произошло, что я с головой должен был погрузиться как раз в литературную работу, направленную на политические цели, но допускавшую некоторое обособление или отчуждение. "Современные Записки" выходили сначала ежемесячно объемом страниц в 300, потом стали двухмесячным и даже трехмесячным журналом объемом до 600 страниц. Первый номер вышел в ноябре 1920 года, последний, семидесятый том, в начале 1940 года, когда Гитлер уже вторгся во Францию. За это время, особенно в первые пятнадцать лет, журнал стал главной моей заботой, местом приложения {49} большей доли моего труда, времени и духовных интересов. И не потому, что вне "Современных Записок" я ничего более важного и ценного не видел, подобно моему другу и пестуну журнала Фондаминскому. А по гораздо более прозаической причине: как недруги и друзья журнала, так и я, были далеко не уверены, что нашей коллегии удастся справиться с организацией и ведением толстого журнала в условиях эмигрантского быта. В частности, я опасался за себя лично, как бы не ударить лицом в грязь.

Никто из нас не был профессиональным редактором и даже публицистом. Все пописывали - одни больше, другие меньше. Я бывал и редактором и писал больше и чаще своих коллег, но тоже не был уверен, что сумею поставлять из книжки в книжку статьи на злободневные темы, которые не устареют к моменту, когда очередная книга дойдет до читателя. Как отмечено в воспоминаниях о "Современных Записках", я инстинктивно пришел к тому, что сделал текущие события поводом или предлогом для рассуждения на общие темы - политические, правовые, мировоззренческие, - если не вечные, то всё же менее подверженные воздействию момента.