Предложение быть соредактором Милюкова было и осталось для меня лестным. Но, думаю, подсказано оно было не столько оценкой моих способностей, сколько простым учетом Милюкова, что при соредакторстве с Авксентьевым "власть" Милюкова как редактора "была бы более ограничена, чем с кем бы то ни было другим", как совершенно правильно предполагал Павловский, судя по его письму. По-видимому, я поступил "мудро" (не отдавая себе в том отчета), что сразу же решил отступить на второй план и удовольствоваться ролью секретаря. Скажу больше: если бы мне были известны все перипетии того, как мне предложено было стать соредактором ежемесячных "Русских Записок", я, по всей вероятности, отказался бы и от должности секретаря. Это было бы, может быть, неблагоразумно, но избавило бы меня от сплетен, которые, оказывается, распространяли обо мне даже мои ближайшие приятели, передававшие Павловскому, что "ушел в 'Р.З.' вопреки желанию остальных редакторов" ("Современных Записок"). Павловский и тогда, и в письме ко мне лишний раз напоминал, что я не принял сделанного им мне предложения, пока не получил согласия и "благословения" со стороны соредакторов по "Современным Запискам".
Чтобы закончить рассказ о "Русских Записках", необходимо сказать, как журнал был задуман Милюковым. Задачи журнала были намечены в Заявлении "От Редакции", отлично составленном единолично Милюковым и напечатанном в апрельском номере 1938 года. В нем возвещались ежемесячный выход журнала и изменение его типа. От типа традиционного "толстого" журнала старого времени "традиции, которая доблестно и успешно поддерживается нашим собратом 'Современными Записками', ежемесячные 'Русские Записки' предполагают перейти к типу, приближающемуся к обычным иностранным Revues с подбором статей преимущественно актуального и информационного характера". Осведомление о происходящем в России остается, конечно, ближайшей задачей журнала. Цель указанной перемены - сделать журнал доступным и интересным для самого широкого круга читателей на всем широком пространстве русского рассеяния, включая Новый Свет и Дальний Восток.
Эти нововведения не означают, что "Р. З." предполагают изменить свое направление. "Они останутся по-прежнему органом демократического мнения, не представляя однако же какой-либо {116} отдельной политической партии и не делая своей задачей проповеди какой-либо политической или 'мировоззренческой' программы". Журнал не предполагает также "занимать читателя междупартийными спорами". Главнейшим новым явлениям в политике, экономике, философии, литературе, искусстве, естественных науках и т. д. предполагалось посвятить библиографический отдел. Беллетристике предназначалась половина журнала. Редакция обещала постараться дать место, помимо известных и заслуженных деятелей русской литературы, также и молодым дарованиям. Наконец, то, чему Милюков придавал, может быть, преувеличенное значение и что он составлял самолично, - был перечень важнейших событий за истекший месяц. В заключение, указав на изменение "соответственно новым заданиям" редакции журнала и назвав имена редактора и секретаря, Милюков закончил: "Эти имена определяют, в зависимости от указанных выше общих заданий, и приблизительный состав сотрудников обновленного журнала".
Насколько я могу судить, намеченные в Заявлении задачи были, в общем, выполнены удовлетворительно, особенно принимая во внимание, что то были уже не первые "весенние" годы послебольшевистской эмиграции. Милюков уделял журналу много внимания и сил. Для каждой книжки он готовил, помимо перечня важнейших событий, отрывок своих воспоминаний, всегда очень интересных. Он осуществлял полноту власти, но пользовался ею толерантно и лояльно по отношению ко мне, неизменно консультируя меня и общаясь через день, чаще у себя на дому, хотя редакция и контора "Русских Записок" находились лишь этажом ниже редактируемой Милюковым газеты "Последние Новости".
Статьи в журнале я писал редко, но в каждой книжке появлялись мои рецензии. По редакционным вопросам переписку с сотрудниками и издателем вели мы с Милюковым. И мне приходилось лишь изредка осведомлять Павловского, уехавшего к себе в Шанхай. Из глубокого уважения, граничившего с "влюбленностью", он пасовал перед Милюковым и в редакционные дела ни в какой мере не вмешивался, продолжая быть щедрым издателем. Много туже приходилось моему другу Коварскому, заведовавшему конторой, который должен был отчитываться за коммерческую сторону журнала: за расходы по типографии, распространение и прочее. Эта переписка, далеко не всегда приятная для обеих сторон, полностью сохранилась в моем архиве.