Годы в Белом доме. Том 1

Я встречался с Никсоном только однажды, когда мы оба присутствовали на рождественской вечеринке в квартире Клэр Люс в 1967 году. Никсон приехал как раз тогда, когда я уже собирался уходить. Г-жа Люс затащила нас в библиотеку. Никсон сказал, что прочитал мою первую книгу «Ядерное оружие и внешняя политика». Он учился по ней и написал мне записку об этом, о чем, к моему смущению, я не помнил. Я отвечал натянуто из-за неловкости ситуации, в которой мы встретились. В те времена я по-прежнему чувствовал себя крайне неловко во время ничего не значивших светских разговоров. А Ричард Никсон до того времени еще не преодолел свои комплексы. Мы обменялись несколькими сдержанными комплиментами и отправились каждый своим путем.

Мое первое знакомство с сотрудниками аппарата Никсона случилось на республиканском национальном съезде в Майами в 1968 году. До голосования, но после того, как стало очевидным выдвижение в качестве кандидата, я встретил Ричарда В. Аллена, бывшего в то время главным советником Никсона по внешней политике, чтобы попытаться достичь соглашения по вьетнамской платформе, которая помогла бы избежать борьбы на съезде. Моей основной озабоченностью было убедиться в том, что республиканская платформа учитывала надежды на достижение урегулирования путем переговоров. С учетом того, что выдвижение было обеспечено, сподвижники Никсона не видели смысла в некотором роде трудной борьбе по вопросу, который омрачил два предыдущих партийных конвента. Имел место довольно спокойный компромисс, который мы в лагере Рокфеллера – при том, что нам особенно не из-за чего было праздновать, – приветствовали как моральную победу.

После завершения работы съезда я вернулся в Гарвард, мой вклад в американский политический процесс на этом завершился, как я полагал. Во время общенациональной кампании в 1968 году несколько никсоновских эмиссаров – некоторые без его личных поручений – звонили мне, спрашивая советов. Я решил, что буду отвечать на специфические вопросы по внешней политике, но не буду ни в коем разе предлагать советы общего характера или выдвигать какие-либо предложения. Точно так же я отвечал на запросы от штаба Хэмфри.

В любом случае только один вопрос был поставлен передо мной организацией Никсона. В начале октября 1968 года Билл Бакли познакомил меня с Джоном Митчеллом, бывшим в то время организатором кампании Никсона. Митчелл поинтересовался у меня: считаю ли я, что администрация Джонсона согласилась бы на прекращение бомбардировок во Вьетнаме в ответ на начало переговоров перед выборами. Я ответил, что, по моему мнению, вполне вероятно, что северные вьетнамцы хотели бы остановки бомбардировок на этих условиях и что они старались бы заставить обоих кандидатов пойти на это. В силу этого я считал, что Ханой, по-видимому, согласился бы на это как раз перед выборами. Я посоветовал не делать проблему из этого. Митчелл проверял это мнение у меня еще один или два раза во время кампании. В какой-то момент он настоял на том, чтобы я связался с неким г-ном Холдеманом, если я получу какое-то реальное подтверждение, и дал мне номер телефона. Я никогда не звонил по нему. Мое ограниченное впечатление о сотрудниках аппарата Никсона было как о группе полностью поглощенных в механизм выборов людей, откладывающих вопросы по существу на период после завершения кампании, что вполне присуще подходу штаба любого претендента на пост президента.

Встречи в отеле «Пьер»

В ответ на звонок Чапина я появился в 10 утра в понедельник 25 ноября в переходной штаб-квартире Никсона на 39-м этаже отеля «Пьер», не зная, что меня ждет. Я не предполагал разговора, который изменил бы мою жизнь; я думал, что это, по-видимому, новоизбранный президент хотел узнать лично мое мнение по политическим проблемам. Подтянутые молодые люди работали с камерами наружного наблюдения в зоне приема гостей, где меня встретил один из самых подтянутых и молодых из них, который оказался Дуайтом Чапином. С решительной вежливостью он провел меня в огромную гостиную в конце холла и сообщил, что избранный президент вскоре появится. Я не знал тогда, что Никсон был крайне стеснителен. Встреча с новыми людьми приводила его в ужас, особенно если они были в состоянии дать ему отпор и поспорить с ним. По установившейся на такие случаи привычке Никсон, вероятно, находился в соседней комнате, делая записи в желтом блокноте, который никогда не показывал своим гостям.

Когда Никсон наконец-то вошел в комнату, его беспечный вид не мог скрыть чрезвычайную нервозность. Он сел на диван спиной к окну, выходящему на Пятую авеню, и показал мне жестом на мягкое кресло, стоящее перед ним. Его манеры можно было назвать почти что робкими, а действия были слегка нерешительными и не имеющими никакого отношения к тому, что он говорил, как будто два разных импульса руководили его речью и жестами. Он говорил низким мягким голосом. Во время нашего разговора выпил одну за другой несколько чашек кофе, которые приносились без его просьбы.