По правде говоря, я опасался неприятностей. Из госпиталя сбежал, не дождавшись окончательного выздоровления, на руках у меня не было ни вещевого аттестата, ни расчетной книжки, ни командировочного предписания. Единственное, чем я располагал, - было письмо генерала Кривошеина к генералу Штевневу.
Но мир, как говорится, не без добрых людей. Здесь среди танкистов я встретил офицеров, которые вместе со мною воевали в начале войны на Западном фронте. Одни знали меня по боям на Северном Кавказе, с другими я воевал под Белгородом и Богодуховом. Товарищи и показали мне небольшую хатенку, в которой разместился командующий бронетанковыми войсками фронта генерал А. Д. Штевнев.
У входа меня встретил подтянутый капитан-танкист. Он осведомился о цели моего прибытия и через несколько минут предложил пройти в дом.
Войдя в комнату, я увидел генерала, сидевшего за столом, и доложил о себе. Поднявшись из-за стола, генерал протянул мне руку, пригласил сесть. Распечатав конверт и прочитав письмо, он посмотрел на меня и сказал:
- Слушаю вас, товарищ подполковник!
Я рассказал о себе, о своей службе. Беседа длилась недолго. Справившись о моем здоровье, генерал Штевнев сказал:
- Ваше желание одобряю. Буду рекомендовать Военному совету фронта назначить вас командиром бригады.
В тот же деень я предстал перед командующим фронтом генералом Н. Ф. Ватутиным.
- Военный совет решил назначить вас командиром бригады. Справитесь? спросил командующий фронтом.
- Буду стараться, товарищ командующий...
- Если судить по наградам подполковника, он должен справиться. Кстати, мои танкисты неплохо отзываются о нем, - заметил Штевнев.
- Ну коли так, воевать ему под началом Рыбалко, - подытожил Ватутин и, уже обращаясь ко мне, добавил: - На букринском плацдарме идет тяжелый бой. Вам надлежит сегодня быть на Днепре...
Сборы были недолгими. Забравшись в кабину случайно попавшегося грузовика, я направился к переправе. Машина подпрыгивала по неровной, ухабистой дороге. Временами она проваливалась в воронки, наполненные водой, с трудом выскакивала на поверхность, но все же шла к намеченной цели - к букринскому плацдарму, который находился в ста километрах южнее Киева.
Фронт приближался с каждой минутой. Над нами появились "юнкерсы", сопровождаемые "мессершмиттами".
На большой скорости проехали мы Переяслав, знаменитый со времен Богдана Хмельницкого, миновали Трубайло, Андрушки. В Подсенном скопилось много машин и обозов, направлявшихся к переправе. Но проскочить туда было невозможно: над переправой шли воздушные бои. Над Днепром тучей висела немецкая авиация. Где-то ухали наши зенитки. Вражеская артиллерия и минометы обстреливали берег.
Я спросил шофера:
- Когда это стихнет?
- Когда война кончится, - молодцевато, с улыбкой ответил лихой усач.
Такой ответ мне понравился.
- Коли так, дуй к переправе, поскольку до конца войны еще далеко...
Шофер с любопытством посмотрел на меня, со скрежетом включил третью скорость, машина подпрыгнула и покатила вперед.
- А все же надо бы переждать, - заметил усач. - А то, чего доброго, сыграем в ящик.
- Все равно, браток, двум смертям не бывать, а одной не миновать...
- Ишь прыткий какой! А кто ты вообще будешь?
Я назвался. Шофер посерьезнел и, к моему огорчению, стал менее разговорчив.
На мосту меня поджидал офицер отдела кадров. Он подошел и вежливо спросил:
- Подполковник Драгунский?
- Да.
- Приказано сопровождать вас к командующему армией.
Мы пошли по мосту. Свежеоструганные прогоны, пахучий запах смолы свидетельствовали о том, что мост недавно введен в строй.
Грохот артиллерии все усиливался. На правом берегу Днепра к канонаде присоединилась и пулеметная стрельба.
Откуда-то над нашими головами появилась группа фашистских самолетов. Мы плюхнулись в ближайшую воронку. Лежали молча. Каждый ушел в свои мысли. О чем думал тогда мой сосед - не знаю, но меня в ту минуту беспокоило одно: только бы не накрыться здесь! Вот уж глупее не придумаешь смерти! И бригадой не успеешь покомандовать!
Закрыв глаза, я вдруг представил себе суровое лицо генерала Ватутина и будто снова услышал его голос: "Справитесь?"
Командный пункт командарма П. С. Рыбалко находился в глубоком, заросшем кустарником овраге и состоял из десятка блиндажей. Здесь же стояли окопанные землей автобусы, грузовые и легковые машины.
Землянка командарма показалась мне довольно просторной. На дощатом неотесанном столе были разложены карты. Оторвавшись от них, генерал Рыбалко поднялся.
Командарм рассматривал меня долго и молча. Он примеривался, раздумывал.
- Вы знакомы с участком фронта?
- Нет. Я только что из госпиталя, товарищ командарм.
- Как здоровье сейчас?
- Хвалиться нечем, товарищ генерал, но воевать силенок хватит.
То, чего я больше всего боялся, случилось. Рыбалко подошел ко мне и в упор спросил:
- Почему вы оставили первую танковую? Она ведь по праву считается одной из лучших.
Я честно рассказал, как было дело. Мой ответ, видимо, удовлетворил командарма. Еще раз оглядев меня, генерал снова склонился над картой и стал объяснять обстановку: