Годы в броне

Во второй половине дня усилились авиационные налеты. Несколько фугасок крупного калибра попали в центр хутора, где расположился штаб бригады. Вышла из строя машина с радиостанцией, перевернулись кухни, загорелся штабной автобус. Связь со штабом корпуса по-прежнему отсутствовала. Сильный артиллерийский и минометный огонь по 2-му танковому батальону, по артиллерийским позициям и мотобатальону автоматчиков длился уже более 15 минут. А между тем снова появились бомбардировщики. Обработка нашего пятачка велась с каким-то особым остервенением.

Вслед за действиями авиации и артиллерии, как и следовало ожидать, началась атака. На горизонте показались немецкие танки. Из леса вынырнули десятки бронетранспортеров с пехотой. Начался штурм наших наспех оборудованных позиций.

Я чувствовал на себе вопросительные взгляды подчиненных. Это был тот случай, когда от командира требовалось особое самообладание, воля, выдержка. Я отлично понимал, что необходимо выиграть время, хотя бы несколько часов, дождаться темноты, собрать в единый кулак разбросанные батальоны. Но что я мог противопоставить неприятелю? Огонь немногочисленных танков и трех батарей противотанковой артиллерии? Огонь батальона автоматчиков? Положение могла спасти только неукротимая воля обороняющихся. Каждый, кто был на поле боя, понимал: надо во что бы то ни стало устоять. Отходить - некуда! Идти на запад, в гущу вражеской группировки, - бессмысленно; прорываться на юг или на восток к своим войскам - невозможно. Драться, громить врага, бить его по частям, остановить его наступление - вот задача, от выполнения которой зависела судьба сотен людей.

И задача эта была выполнена. То, что не смогло сделать оружие, сделали люди, их железная воля.

На время нам удалось остановить вражеские атаки. Это позволило совершить небольшую перегруппировку - расставить лучшим образом артиллерийские батареи, выдвинуть вперед две танковые роты, создать резерв, оттянуть из фольварка штаб бригады: дома польского хутора являлись слишком хорошим ориентиром для авиации и артиллерии противника.

Я со своим штабом обосновался в глубоком овраге. Каким-то чудом добрался до нас гонец от Федорова. От гонца мы узнали о больших успехах батальона. Нашим танкистам удалось разгромить несколько немецких подразделений. Но этим они не ограничились. Продолжая стремительно наступать, батальон Федорова утром оказался на станции Островец, в глубоком тылу врага. Гитлеровцы, естественно, никак не ожидали появления советских танков и не среагировали должным образом на подходившую колонну. Наоборот, они были убеждены, что приближаются их собственные танки. В это время на станции как раз разгружался эшелон с танками, и гитлеровцы спохватились только тогда, когда в них полетели фугасные и зажигательные снаряды. Паника началась невероятная. Горели танки, вагоны, машины, метались беспомощные солдаты. На площади одна из танковых рот батальона Федорова наткнулась на батальон пехоты, выстроившийся с ложками и котелками у походных кухонь в ожидании завтрака.

Всего полчаса потребовалось нашему комбату, чтобы завершить разгром вражеского гарнизона. Федоров понимал, что дальше оставаться в Островце нельзя, и повернул батальон назад - навстречу главным силам бригады. Но нас в тот день он не нашел. Мы вели тяжелые бои восточнее Островца.

К вечеру положение на нашем участке осложнилось. Артиллерийский полк расстрелял почти весь боекомплект и потерял много орудий. Серьезные потери понес 2-й батальон. Поредели роты автоматчиков. Вышел из строя командирский танк, и я лишился связи с Федоровым и Осадчим. Как хотелось в тот момент, чтобы их батальоны ударили с тыла - это могло бы спасти положение.

В разгар боев противник захватил наши легковые машины. Бои приняли невероятно тяжелый характер. Все, кто мог еще стоять на ногах, вооружившись пистолетами, автоматами, гранатами, пулеметами и просто ракетницами, вели оборонительный бой. Все было пущено в ход. Мы готовы были идти врукопашную.

Охрипшими голосами передавалась команда: "Бить по пехоте, отсечь ее от танков!" В этом мы видели единственное спасение, ведь танки без пехоты не могли в предвечерние сумерки вести наступление на глубокий овраг, в котором мы залегли. А сумерки сгущались с каждой минутой. И вдруг прекратились бомбардировки с воздуха, замерли на земле танки, залегла немецкая пехота. (Только на следующий день узнал я причину, заставившую фашистов остановить наступление. К ним в тыл вышел батальон Федорова, а на правом фланге появились танки Осадчего.)