"Гофманиана" в немецком постмодернистском романе (СИ)

Для искусства, и в частности литературы модерна характерно острое переживание распада мирового целого, фрагментаризации мира в сочетании с ироническим скепсисом. Искусство модерна выражает «трансцендентальную бездомность» [235; 320] человека и застывает в скорбной резиньяции, маскируeмой горькой иронией. Напротив, в постмодерне «скепсис более не означает преимущественно утрату, он является также приобретением. Он означает возможность либерально-подрывного отношения ко всякому авторитету и догматике, которое не должно заканчиваться трагическим нигилизмом» [141; 57], что дало повод А.Велльмеру именовать его «модерн без скорби» [229; 55].

Что же касается формальных особенностей, то здесь постмодернизм во многом обнаруживает своё несходство с модерном, являясь реакцией на тупиковые моменты его развития. Если идеалом искусства «высокого модернизма» было герметическое художественное произведение, рассчитанное на восприятие подготовленной, элитарной публики, то постмодернизм по сути своей демократичен: отказываясь от стремления к абсолюту, в том числе эстетическому, он стремится к общедоступности и популярности, что нашло своё выражение в практике «двойного кодирования». Кроме того, в своём стремлении к изображению неизобразимого искусство модерна (в своём радикальном варианте – художественном авангарде) до предела разрушило форму художественного произведения, что привело к полному хаосу средств выражения и, в конечном счёте, к исчезновению произведения, к «Чёрному квадрату» Малевича, к четырём с половиной минутам молчания Джона Кейджа, к чистым листам в авангардистских романах. Искусство постмодерна заново учится заставлять говорить тишину, в частности, широко используя художественные коды прошлых эпох, цитируя их.

На взгляд американского литературоведа И.Хассана основными свойствами специфически постмодернистской литературы являются: «неопределённость… фрагментаризация… отмена канона… утрата “я” и “глубины”… неизобразимое и непредставляемое… ирония… гибридизация… карнавализация… перформанс и участность… характер конструкта… имманентность” [145]. Австрийский теоретик литературы П.Зима доминантой модернистского мироощущения считает «амбивалентность

ценностей» [237; 136], а постмодернистского – «инди

фферентностью

ценностей» [237; 137]. Поэтому некоторые характерные черты модерна в нём усиливаются и доводятся до предельного выражения (“карнавализация… очуждение… полисемия… отвержение метафизического понятия истины за счёт партикуляризации… отвержение исторических макросинтагм… конкурирующие точки зрения повествователя… сомнения в диалектике субъекта и объекта… случайность и конструирование без претензии на истину и вынесения эстетических, метафизических и политических оценок… тенденциозный отказ от социальной и культурной критики… крайние формы интертекстуальности и полифонии”), а некоторые отвергаются и вытесняются новыми (“плюрализм… отказ от дифференциации стилей”) или, напротив, “старыми”, характерными для более ранних художественных парадигм (“линеарное повествование… возвращение к традиционным повествовательным формам”) [237; 137].

Немецкий литературовед П.М.Лютцелер указывает на то, что «различие между модерном и постмодерном лучше всего описывать как движение от одного состояния к другому» [177; 92]. В области искусства и литературы этот автор отмечает следующие изменения: «…от решительной серьёзности интенций художника к игровым, пастишным и иронически-пародийным методам; от преференции элитарного искусства и фиксации на великих культурных достижениях к предпочтению смешанных форм высокой и повседневной культуры; от однозначности к двойному и множественному кодированию; от авангардистского принуждения к оригинальности и от желания перманентной инновации к опытам синтеза уже бывших стилей; от предпочтения единичного стиля к повышению ценности эклектизма и преференции одновременно присутствующих культурных элементов; от антиисторизма к истолкованию прошлого» [177; 93].