"Гофманиана" в немецком постмодернистском романе (СИ)

Между тем, размышляя о русском постмодернизме, М.Н.Липовецкий указывает на предпосылки глобальной постмодернистской ситуации в сегодняшнем мире, выделяя три основные: «процесс делегитимации нарративов, формирование неиерархической эпистемологии и семи

отической онтологии» [57; 120]. Известно, что осознание указанных процессов в силу ряда общественно-политических и социокультурных причин в странах Запада шло гораздо интенсивнее, чем в России. Ещё в 1979г. французский мы

слитель Ж.Ф.Лиотар писал, что отличительной чертой современного (западного) общества является «недоверие в отношении метарассказов» [179; 14], то есть всеобъемлющих идеологических систем, претендующих на универсальное объяснение миропорядка и регламентирующих социальное поведение индивида. Ещё раньше соотечественник Лиотара Ж.Деррида подверг резкой критике лежащую в основе всей европей

ской культуры «логоцентрическую метафизику» [50; 20], заложив основы постструктурализма – интердисциплинарного культурно-критического течения, задача которого заключается «в разоблачении претензий языка на истинность, в выявлении иллюзорного характера любого высказывания» [50; 4]. Постструктуралисты исходят из языкового характера со

знания, и каждый его акт, а значит, и всякое речевое высказывание рассматривают через призму определивших его дискурсивных практик, прежде всего эпистемологического кода соответствующей эпохи.

Массовое разочарование в «метарассказах» обусловлено, прежде всего, крахом базирующихся на тотальных идеологиях грандиозных утопических проектов ХХ века, принесших человечеству неисчислимые бедствия. «Мы дорого заплатили за томление по целому и единому, по примирению понятия и сферы чувств, по прозрачному и передаваемому опыту» [178; 203], – писал в 70-ые гг. Ж.Ф.Лиотар. Ему вторил видный немецкий социолог Д.Кампер: «Высший смысл (Sinn) цивилизации мутировал в высшее безумство (Wahnsinn): стратегия освещения темноты, одухотворения природы и совершенствование просто существующего; энергетическая трансформация, которая ещё предшествует неизбежной диалектике мифа и просвещения, сама была трансформирована и сейчас обнаруживает контуры апокалипсиса войны» [160; 170].

Ещё одной существенной предпосылкой формирования постмодернистской ситуации явились беспрецедентные достижения научно-технического прогресса, коренным образом изменившие как уклад жизни современного человека, так и окружающую его действительность. С превращением позднекапиталистического общества в «информационное», с бурным развитием высоких мультимедийных технологий и, как следствие, вторжением в «расколдованный» мир «виртуальных» реальностей и пространств, сама «реальность тонет в гиперреализме, в точном удвоении реального, преимущественно на основе другого репродуктивного медиума – рекламы, фото и т.д. -, и от медиума к медиуму реальное улетучивается, оно становится аллегорией смерти, но даже в своём разрушении оно утверждает и превышает себя: оно становится абсолютно реальным, фетишизмом утраченного объекта – уже не объекта репрезентации, а экстатического отрицания и ритуального изгнания самого себя: гиперреальным» [94; 156-157]. Констатируя такое положение вещей, Ж.Бодрийар заключает, что ныне «принцип симуляции преодолевает принцип реальности и принцип удовольствия» [94; 162]. В мире же, где всё воспринимается как произвольная игра симулякров – означающих без означаемых, неуместны какие-либо поиски незыблемых, конечных оснований и «истинных» смыслов явлений и событий; сам вопрос об «истине» в постиндустриальном обществе снимается с повестки дня.