Гоген в Полинезии

Один из военных кораблей, крейсер «Дюгэй-Труан», был нарочно вызван из Франции для борьбы с мятежниками, и когда он 3 марта отправился из Папеэте обратно, Гоген пришел на пристань проводить своих друзей. Тем более что они оказали ему услугу: судовой врач любезно согласился отвезти во Францию его последние восемь картин. Сюда вошли и два из лучших полотен Гогена. Одно из них — одухотворенный, но и чувственный портрет обнаженной Пау'уры, почти дубликат «Манао тупапау», написанного с Теха'аманы. Он назвал эту вещь «Невермор», по строке из стихотворения Эдгара По «Ворон» французский перевод которого Стефан Малларме читал на прощальном банкете в марте 1891 года. Впрочем, сам Гоген утверждает, что зловещая птица на заднем плане не детище По, а сатанинский ворон французского поэта Лекон-та де Лиля.

На другой картине изображены две сидящие на корточках таитянки и ребенок. Стены помещения расписаны вымышленными узорами, в открытую дверь видны вдали горы. Вот намеренно туманное объяснение Гогена: «В этой картине все сон, мечта. Кто же грезит — ребенок, всадник на тропе или сам художник? Некоторые считают, что это не существенно. Но кто знает? Может быть, все-таки существенно». Учитывая мир и покой, которым исполнена эта вещь, название «Ререиоа», данное ей Гогеном (в письме он написал его правильно, на холсте — с ошибкой), не очень подходит, потому что таитяне обозначают этим словом сон особого рода, а именно кошмар. По счастливой случайности, обе картины, написанные в одно время, воссоединены, они висят вместе в Институте Курто в Лондоне.

За четырнадцать лет, что Гоген настойчиво пытался прокормиться живописью, он лишь дважды переживал пору относительного счастья, и всякий раз оно обрывалось неожиданно. Так и теперь. Перелом наступил в апреле 1897 года и был вызван двумя внезапными кончинами. О первой из них он узнал из короткого письма, в котором Метте деловито сообщала, что их девятнадцатилетняя дочь Алина 19 января скоропостижно скончалась от воспаления легких, после того как простудилась на балу. «Я до того привык к постоянным несчастьям, что первое время ничего не чувствовал, — записал Гоген. — Но постепенно мой мозг ожил, и с каждым днем боль проникала все глубже, так что сейчас я совершенно убит. Честное слово, можно подумать, что где-то в заоблачных сферах у меня есть враг, который решил не давать мне ни минуты покоя». К сожалению, в самом деле было похоже на это: в том же месяце Гоген узнал, что француз, у которого он снял участок, умер, причем оставил столько долгов, что наследникам оставалось только продать все его движимое и недвижимое имущество. А так как у Гогена не было письменного договора и новому владельцу участок требовался для собственных нужд, пришлось немедленно уезжать.

Вполне понятно, что Гоген решил на будущее застраховаться от неприятных случайностей и обзавестись своим участком. Столь же естественно, что он после многих лет неустроенной жизни задумал построить себе большое и удобное жилье, которое, в отличие от простой бамбуковой хижины, было бы настоящим домом. Тем более что он собирался навсегда остаться в Пунаауиа. Труднее понять расточительность, с какой он принялся осуществлять свои планы, уповая все на ту же сверхоптимистическую надежду, что парижане вот-вот бросятся покупать его картины. Верно, незадолго перед этим он получил от Шоде тысячу тридцать пять франков, а красивый прибрежный участок площадью около гектара, который ему уступила вдова одного французского поселенца, обошелся всего в семьсот франков[173]. Но вместо того чтобы дождаться новых переводов, Гоген решил, не откладывая, взять ссуду в Земледельческой кассе, единственном тогда кредитном учреждении на Таити. Вообще-то задачей кассы было помогать предприимчивым плантаторам, задумавшим расчистить землю и расширить свою плантацию. Но ведь на новом участке Гогена было около сотни пальм, да он еще задумал посадить ваниль. Так что с некоторой натяжкой (считал он) его можно назвать плантатором и признать за ним право на ссуду. Из членов правления Земледельческой кассы он лучше всех знал кондитера Состена Дролле, но тот, к сожалению, недавно умер. Правда, в его доме Гоген встречал других членов правления. И шапочного знакомства оказалось достаточно, чтобы ему любезно предоставили на год ссуду в тысячу франков из десяти процентов годовых.