Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности

Превыше всего в жизни Фридрих ценил славу и думал, что только стремление к ней способно толкать людей на великие поступки. «Что сталось бы, — говорил он уже в старости, — с добродетельными и похвальными поступками, если бы мы не любили славы?» «Пусть после нашей смерти молва о нас будет так же безразлична, как все, что говорилось при постройке вавилонской башни; однако, привыкши к мысли о жизни, мы чувствительны к приговору потомства, и короли — в большей степени, чем частные лица, ибо это — единственное судебное место, которого они должны бояться. Кто обладает хоть некоторой чуткостью, тот стремится к уважению со стороны своих сограждан; люди хотят хоть чем-нибудь блистать, не хотят смешиваться с прозябающей толпой». Но даже и это стремление к славе не накладывало на расчетливую и практичную натуру Фридриха II романтического отпечатка. Выше всего он ценил ту славу, которая добывается на полях битв, но не безудержной рыцарской отвагой, не ранами, полученными в боях, а прочным успехом над противником, захватом новых территорий и умелым хозяйственным использованием их. Потому-то воин соединялся в нем с расчетливым хозяином, полководец обнаруживал способности ловкого коммерсанта. Как и его предшественники, он был убежден, что здание прусского величия будет строиться, главным образом, в области внешней политики, и потому не жалел средств на увеличение своей армии: при нем она достигла уже внушительной цифры в 200 тысяч; но воинственная политика, по его мнению, всегда должна была идти рука об руку с политикой финансовой. Силезия, к захвату которой он упорно стремился и на удержание которой позднее он потратил так много сил, была важна для него и как центр мануфактурного производства, и как средство захватить в свои руки такой важный торговый путь, как Одер: до приобретения Силезии Пруссии принадлежало только среднее и нижнее течение реки, после ее захвата — весь Одер. Еще в начале своего царствования он имел ввиду сделать из Бреславля центральный ярмарочный пункт, который должен был стать средоточием русской, польской, венгерской и австрийской торговли; он стремился даже привлечь на Одер товары, шедшие до сих пор по Эльбе, прервав речное судоходство по Эльбе из своего приэльбского владения — Магдебурга и парализовав этим торговое значение Гамбурга и Лейпцига. Стремления короля в этом отношении остались нереализованными; в Бреславле не возникло никакой международной ярмарки, Гамбург к концу его царствования не упал, а расцвел, Лейпциг остался центром, к которому тяготела австрийская торговля. Но король угадал важное значение Одера как торгового пути; коммерческая жилка не обманула прусского короля.