Гогенцоллерны. Характеристика личностей и обзор политической деятельности

Во-вторых, католики для Бисмарка были силой, опасной для германского единства. С присоединением южных государств их оказалось более трети всего населения Германии: они группировались компактными массами на юге и в Польше, и Бисмарк не без основания боялся, что католицизм может стать одним из элементов партикуляризма и даже сепаратизма. Последнее относилось к польским провинциям Пруссии, которая в силу приемов прусской политики смотрела на свое слияние с Пруссией, как на тяжкое иноземное иго. И Бисмарк, принимаясь за Kulturkampf, прежде всего имел ввиду борьбу против сепаратистских стремлений поляков: в «Воспоминаниях» он прямо говорит, что «полыцизна» (Polenthum) была для него лейтмотивом культуркампфа. Боялся он также и партикуляризма южан и с опасением смотрел на ту часть программы католической партии, которая особенно настаивала на сохранении федеративного строя империи.

Но католики все-таки начали борьбу первыми. В рейхстаге они образовали довольно сильную партию центра (63 депутата) во главе с Виндгорстом и потребовали от правительства, чтобы оно выступило на защиту светской власти папы; когда им было отказано в этом, католические епископы обрушились с репрессиями на тех из священников и профессоров богословия, которые не соглашались с принципом папской непогрешимости; в польских провинциях католическое духовенство проявляло усиленную деятельность в порученных его надзору школах. Бисмарк поднял брошенную ему перчатку. Против агрессивных действий католиков посыпались репрессивные законы. Рейхстаг принял закон о наказаниях тюремным заключением церковных проповедников за речи, способные нарушить общественное спокойствие (1871 г.); вслед за тем в прусском ландрате министром культов Фалькомом был проведен закон, устанавливавший надзор правительства за преподаванием в школах (1872 г.). В том же году рейхстаг запретил доступ на германскую территорию ордену иезуитов и родственных ему орденов и конгрегации. В следующем году были приняты знаменитые майские законы, устанавливающие обязательный образовательный стаж в германских

учебных заведениях для кандидатов на церковные должности, ограничивавшие карательные права духовной власти над паствой и духовными служителями и облегчавшие выход из любого вероисповедания. Вслед за тем (1874 г.) в Пруссии был установлен гражданский брак, закон о котором в 1875 г. был распространен на всю империю, и проведен целый ряд других законов, ограничивавших имущественные и юридические права духовенства.

Борьба разгоралась. Епископы и священники не хотели признавать майских и им подобных законов, папа поддерживал их в этом. На непокорных налагались штрафы и судебные приговоры, каравшие тюремным заключением. Пришлось прибегнуть к полицейским мерам воздействия, а именно к ссылке и высылке непокорных. Католики и не думали сдаваться. Партия центра в рейхстаге усилилась с 63 до 91 депутата. Консерваторы, для которых политика Бисмарка была нарушением добрых старых нравов и поруганием церкви, смотрели теперь на своего бывшего союзника, как на явного врага; прогрессисты, которые вначале поддерживали Бисмарка, видя в нем борца против церковного мракобесия, скоро, когда канцлер вступил на путь чисто полицейской борьбы с католиками, отвернулись от него; для них все более выяснялось, что борьба Бисмарка против католиков была борьбой за престиж государственной власти, а не за религиозную свободу: даже и национал-либералы, которые вполне искренне сочувствовали Бисмарку во все время культуркампфа, по мере того, как выяснялось, что Бисмарк не может продолжать борьбы без их поддержки, стали вспоминать о забытых лозунгах своей программы, и их вождь Беннигсен условием своего вступления в прусский кабинет поставил, помимо продолжения фритредерской политики, и осуществление требований парламентаризма.

Для Бисмарка это было уже слишком. Союз с либералами продиктован был для него исторической необходимостью, но давно уже смущал эту юнкерскую душу. Его искренне огорчало все большее отдаление от деревенских друзей из круга восточно-прусских помещиков. И теперь (с начала 1878 г.) Бисмарк стал думать о том, нельзя ли снова вернуться в родное лоно консерватизма. Для этого нужно было совершить совершенно неожиданный скачок: нужно было признать друзьями своих недавних врагов и друзей — врагами. Бисмарка это не смущало; он был слишком смел и слишком уверен в себе, чтобы останавливаться перед решительными поворотами в политике, если находил их своевременными. А с 1878 г. не только обстоятельства стали благоприятно складываться для нового поворота в политике, но для него являлась как бы новая государственная необходимость в виде запросов со стороны финансового ведомства.