Таким образом, уже при «великом курфюрсте» наметились наиболее характерные черты прусского государственного и общественного строя, державшиеся после этого еще долгое время: наверху — вся строгость монархической организации, вся сила централизованной власти, давившей одинаково тяжело и на высшие, и на низшие сословия, а внизу, в деревнях — все основные элементы патримониального государства с помещичьей юстицией, полицией и администрацией. Но при «великом курфюрсте», которому еще приходилось вести упорную борьбу с дворянской и городской оппозицией, первая из этих сторон еще только начинала давать себя знать; в полную силу административная централизация проявилась уже в XVIII в. Обычно историки, характеризуя внутреннее состояние прусского государства в том веке, обращали внимание или на одну, или на другую его сторону; поэтому-то часто Пруссия XVIII в. характеризовалась разными историками, на первый взгляд, почти противоположными чертами: то как тип монархической централизации, то как образец аристократической децентрализации. На самом деле, в нем были черты и того и другого, сплетенные в виде социально-политического компромисса, причем олигархическое положение дворянства в низах общества вполне мирно уживалось рядом с абсолютистским строем наверху.
В сущности, интересами дворянского сословия объясняется и направление завоевательных стремлений как «великого курфюрста», так и его преемников.
Прусские помещики уже с XVI в. стали все более переходить к хозяйству на широкую руку, с обширной площадью собственной запашки и с широким применением барщинного труда. В этом отношении они представляли полную противоположность хозяевам Западной Германии и Франции, где самостоятельное хозяйство помещиков все более исчезало и где их доходы слагались главным образом из разного рода арендных и оброчных платежей, поступавших в их пользу от зависимых от них держателей мелких крестьянских участков. Прусские помещики рано перестали довольствоваться оброком от крестьян и протянули руку к самой крестьянской земле; пользуясь крестьянским бесправием и запустением крестьянских участков во время Тридцатилетней войны, им удалось «округлить» свои владения и увеличить размер собственной запашки до размеров больших имений; так образовалось типичное юнкерское поместье, обрабатываемое принудительным трудом барщинников и дворовой челяди. Такое хозяйство не могло, конечно, само потребить всего добывавшегося в нем сырья, — главным образом, хлеба; оно работало для внешнего сбыта и нуждалось в свободных путях для экспорта своих продуктов. Пруссия стояла тогда — и позднее, в XVIII в. — в ряду восточных государств (другие восточногерманские государства на восток от Эльбы, — Дания, Польша и Россия), которые снабжали своим хлебом различные местности Нидерландов и Франции, а также Италию и Пиренейский полуостров. Но торговля хлебом шла тогда, главным образом, по морю; сухопутная транспортировка хлеба стоила слишком дорого. Поэтому-то для прусских дворян-экспортеров приобретение морских берегов имело огромное значение, — особенно если к этим морским берегам вели удобные речные пути. В начале правления «великого курфюрста» из его владений только одно герцогство Прусское имело выход к морю; Бранденбург же был со всех сторон окружен сушей. Приобретением Восточной Померании (1648 г.) теперь и Бранденбург был соединен с Балтийским морем, хотя устье Одера с городом Штеттином и островом Рюгеном находились еще в руках Швеции. Брацдербургским дворянам был теперь значительно облегчен путь к балтийским портам, где хлеб их нарасхват покупался голландскими купцами, грузился на голландские корабли и переправлялся в западно- и южноевропейские страны. Юнкера не могли не быть довольны внешней политикой своего курфюрста.