Гоголь. Соловьев. Достоевский

В конце 1868 года, во время мучительной работы над последней частью «Идиота», Достоевский задумывает новый «огромный роман». Он сообщает Майкову (11 октября 1868 г.): «Здесь у меня на уме теперь огромный роман, название ему «Атеизм» (ради Бога, между нами), но прежде, чем приняться за который, мне нужно прочесть чуть ни целую библиотеку атеистов, католиков и православных… Лицо есть: русский человек нашего общества и в летах, не очень образованный, но и не необразованный, не без чинов, вдруг, уже в летах, теряет веру в Бога. Всю жизнь он занимался одной только службой, из колеи не выходил и до 45 лет ничем не отличался. (Разгадка психологическая: глубокое чувство; человек и русский человек.) Потеря веры в Бога действует на него колоссально (собственно действие в романе, обстановка — очень большие). Он шныряет по новым поколениям, по атеистам, по славянам и европейцам, по русским изуверам и пустынножителям, по священникам; сильно, между прочим, подается на крючок иезуиту пропагатору поляку: спускается от него в глубину хлыстовщины и под конец обретает и Христа, и русскую землю, русского Христа и русского Бога. А для меня так: написать этот последний роман, да хоть бы и умереть — весь выскажусь…»

Замысел «последнего романа» — религиозный; потеряв веру, русский человек в поисках своих знакомится со всеми разновидностями религиозного опыта (атеисты, славянофилы, западники, изуверы, монахи, православные священники, католики иезуиты, хлысты), и, наконец, обретает «русского Христа». «Атеизм» никогда не был написан, но идея его в различных преломлениях осуществилась в «Бесах», «Подростке» и «Братьях Карамазовых». К герою «Атеизма» близки потерявшие веру «богоискатели» Ставрогин и Версилов и обретший русского Христа Алеша Карамазов.

25 января 1869 г. писатель сообщает С. А. Ивановой: «Тема «Атеизм». (Это не обличение современных убеждений, это другое и поэма настоящая)… Два–три лица ужасно хорошо сложились у меня в голове, между прочим католического энтузиастасвященника (вроде St. Franсois Xavier)… Если я не напишу его, то он меня замучит…»

Черновые заметки к «Атеизму» очень скудны. Личность героя едва намечена: он — ростовщик, один из многочисленных у Достоевского носителей идеи «Скупого рыцаря». Вдруг с ним происходит духовный переворот. «Так жить нельзя, но куда пойти?» Он решает переделать себя: «Нужен упорный труд для самовоспитания… Нужен труд ужасный, ибо я страстный ростовщик и сребролюбец», — говорит он. И автор прибавляет: «Помешался на самообладании… Мысль о постепенном самосовершенствовании в подвигах святых поражает его (веры нет), он хочет самосовершенствоваться (берется за подвиги и падает разом). Самосовершенствование помаленьку. Тогда полюбишь природу и найдешь Бога». Он втайне делает добрые дела. Намечаются основные линии фабулы: разбойник Кулишов убивает не то его отца, не то его жену. Он берет вину на себя. «Ростовщик говорит невесте: бросить имение и идти искушаться в страдании, ибо я не атеист, а верую. Она ему: если пойдете, и я с вами. Тогда он, не веря в награду, если пойдет (ибо атеист), решает расстаться с имением иначе, т. е. застрелиться. Суд за жену спасает его, и он идет на страдание, в Сибирь с радостью».

Так набрасывается финал: спасение через подвиги, обретение веры через страда ние; судьба ростовщика отдаленно напоминает судьбу Мити Карамазова. В набросках к «Атеизму» встречаются: убийца Кулишов, который в черновике к «Житию великого грешника» превратится в Куликова, а в «Бесах» — в Федьку каторжного; хромоножка (горбушка) и капитан (их убивает Кулишов) — прообразы Марии Тимофеевны и капитана Лебядкина в «Бесах», и, наконец, князь, красавица и воспитанница — будущие Ставрогин, Лиза и Даша. Дальше этой первоначальной стадии замысел не развился. Автор был увлечен другой работой и не возвращался к своей идее до конца 1869 года. В декабре возникает новый проект, более грандиозный, и поглощает предыдущий план. Идея «Атеизма» растворяется в идее «Жития великого грешника». 14 декабря 1869 г. Достоевский пишет С. А. Ивановой: «Я ему («Русскому вестнику») назначаю нечто поважнее. Это роман, которого первый отдел только будет напечатан в «Русском вестнике». Весь он кончится разве через пять лет и разобьется на три, отдельные друг от друга, повести. Этот роман — все упование мое и вся надежда моей жизни не в денежном одном отношении. Это главная идея моя, которая только теперь, в последние два года, во мне высказалась. Но чтоб писать — не надо бы спешить. Не хочу портить. Эта идея — все, для чего я жил. Между тем, с другой стороны, чтобы писать этот роман, мне надо бы быть в России. Например, вторая половина этой первой повести происходит в монастыре. Мне надобно не только видеть (видел много), но и пожить в монастыре…»