Гоголь. Соловьев. Достоевский

Целый год продолжались муки рождения новой идеи; целый год писатель только «рвал и переиначивал»; по неделям «останавливал работу с начала и писал с конца»; постоянно «сбивался с тона». «Я написал такие груды бумаги, — признавался он Страхову, — что потерял даже систему для справок с записанным. Не менее десяти раз я изменял весь план и писал всю первую часть снова». И вот идея родилась в приливе вдохновения: «Наконец, все создалось разом и уже не может быть изменено». Религиозная мысль воплощается в образах евангельской притчи о Гадаринском бесноватом. Появляется заглавие романа: «Бесы». Первый акт творческой трагедии кончен. Автор понял, какие силы незримо созревали в его душе и жаждали воплощения. Теперь он овладел ими, осознал свое религиозное задание. С уверенностью победителя он сообщает Майкову идею своего произведения: «Факты показали нам, что болезнь, обуявшая цивилизованных русских, была гораздо сильнее, чем мы сами воображали, и что Белинским, Краевским и пр. дело не кончилось. Но тут произошло то, о чем свидетельствует евангелист Лука. Точь–в-точь случилось так и у нас: бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, т. е. в Нечаевых и Серно–Соловьевичей и пр. Те потонули или потонут наверно, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисусовых. Так и должно было быть. Россия выблевала вон эту пакость, которою ее окормили, и уж, конечно, в этих выблеванных мерзавцах не осталось ничего русского. И заметьте себе, дорогой друг: кто теряет свой народ и народность, тот теряет и веру отеческую и Бога… А другая сила была бы наша собственная вера в свою личность, в святость своего назначения. Все назначение России заключается в православии, в свете с Востока,

который потечет к ослепшему на Западе человечеству, потерявшему Христа… Ну, если хотите знать, вот это‑то и есть тема моего романа. Он называется «Бесы»

Наступает второй акт трагедии — борьба за спасение «сильной личности». «Свет с Востока» должен победить бесовскую тьму: Ставрогин, неожиданно превратившийся в главного героя, вырастает в символический образ одержимой России, которая, исцелившись, садится у ног Христа. Черновики открывают нам отчаянную борьбу Достоевского и трагическое его поражение. Ставрогин не спасается: над судьбой России повисает страшная, черная тучаОтклики этой драмы слышатся в письме автора к С. А. Ивановой: «Я все писал роман и все никак не могу с ним справиться. Выходит решительная дрянь, а бросить невозможно, потому что мысль слишком мне нравится!» Майкову пишет он о своем страхе и отчаянии: «Боже, как я боялся и боюсь… А за дальнейшее просто в отчаянии, справлюсь ли… Опять повторяю: боюсь, как испуганная мышь. Идея

соблазнила меня и полюбил я ее ужасно, но слажу ли — вот беда». 9 июля 1871 года Достоевский возвращается в Петербург. Печатание романа задерживается на целый год. Третья и четвертая части выходят лишь в конце 1872 года.

До нас дошли полностью подготовительные материалы к «Бесам»[128]

(тетради № 1, 2, 3 и 4). Мы видим великого творца душ в процессе его нечеловеческого труда. Нет зрелища более патетического, чем тот лимб, в котором зарождаются, образуются и вырастают герои Достоевского. Судьба их до рождения полна превратностей, мытарств и катастроф; она, быть может, еще более драматична, чем их жизнь в романе.

Из всех персонажей «Бесов» Шатов оформился первый. Сюжетно он связан со студентом И. Ивановым, членом нечаевской группы «Народная расправа». В первом же наброске романа (декабрь 1869 г.) он, под именем учителя, выводится как идейный враг нигилистов. Связь этого первоначального плана с нечаевским делом вполне ясна. «У графа управляющий нигилист, и притон нигилистов. Нигилисты делают учителю предложение… (Прокламации.) Мелькает Нечаев, убить учителя (?). (Дорогой его убивают?)» «Учителю» отводится в фабуле важное место. Он «смиренный и робкий характер…»

«Рассеян и странен ужасно. Отчасти нигилист… Учитель показывает неоднократно чрезвычайную силу характера, смелость, храбрость. Пожар. Пощечина».