Гоголь: Творческий путь

Рассказ о мести панночки, о злобном преследовании ею бурсака Хомы, раскрывшего ее ведьмовскую природу, не только воскрешает мотивы народной легенды, но и передает отношение народа к враждебной, угнетающей его панской власти. Такое понимание идейного смысла «Вия» и объясняет многозначительную фразу в сцене, когда Хома в церкви у гроба панночки, посмотрев на ее «прекрасное, нежное, как снег» «чело», узнает в ней страшную ведьму, которую он убил: «… в них же, в тех же самых чертах, он видел что-то страшно-пронзительное. Он чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе». Эти слова, имеющиеся в автографе, но не вошедшие по цензурным причинам в печатный текст, являются ключом к замыслу повести, раскрывают внутренний ее смысл.

Повествование в «Вие» ведется от лица человека, близко знающего народный быт и с полным доверием относящегося к тем легендарным происшествиям, о которых он рассказывает. Однако рассказчик в «Вие» не обозначен с той конкретностью, как в «Вечерах», хотя в то же время его манера, его сочный юмор и наивная вера в фантастическое проходят через всю повесть, определяют ее сказовую манеру. Рассказчик с эпическим спокойствием повествует о порядках бурсы, с добродушным юмором рисует своих героев, подчеркивая бытовые, комические детали, ярко характеризующие бурсаков. Здесь проявилось основное свойство гоголевского стиля — его юмор, который делает образы, созданные писателем, необычайно живыми, естественными, близкими читателю. Таков «богослов» Халява, «плечистый мужчина», имевший, по простодушно-лукавому замечанию рассказчика, «чрезвычайно странный нрав: все, что ни лежало, бывало, возле него, он непременно украдет».

В описании самых фантастических моментов повествователь не теряет этого чувства юмора. Так, говоря о старухе ведьме, явившейся в потемках к Хоме Бруту, рассказчик и в страшном подмечает смешное. Увидев шедшую к нему с распростертыми руками старуху, философ сначала воспринимает ее появление совершенно недвусмысленно: «Эге, ге! — подумал философ, — только нет, голубушка! устарела» Он отодвинулся немного подальше, но старуха без церемонии опять подошла к нему. «Слушай, бабуся! — сказал философ. — Теперь пост; а я такой человек, что и за тысячу золотых не захочу оскоромиться». Этот задорный юмор еще резче оттеняет бытовую, реалистическую основу повести, заставляет иронически воспринимать ее фантастику.

За фольклорными сказочно-легендарными мотивами повести неизменно проглядывают картины подлинной жизни, феодально-крепостнических порядков. Когда, например, испуганный страшными видениями Хома пытается отказаться от дальнейшего чтения псалтыря над гробом панночки, сотник выступает как жестокий и самовластный крепостник-феодал. «Слушай, философ! — сказал сотник, и голос его сделался крепок и грозен, — я не люблю этих выдумок. Ты можешь это делать в вашей бурсе. А у меня не так: я уже как отдеру, так не то, что ректор. Знаешь ли ты, что такое хорошие кожаные канчуки?

— Как не знать! — сказал философ, понизив голос. — Всякому известно, что такое кожаные канчуки: при большом количестве — вещь нестерпимая.

— Да. Только ты не знаешь еще, как хлопцы мои умеют парить! — сказал сотник грозно, подымаясь на ноги, и лицо его приняло повелительное и свирепое выражение, обнаружившее весь необузданный его характер, усыпленный только на время горестью. — У меня прежде выпарят, потом вспрыснут горелкою, а после опять. Ступай, ступай! исправляй свое дело! Не исправишь — не встанешь; а исправишь — тысяча червонных!»

Отмечалось уже сходство «Вия» с «Балладой, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди» Соути. В балладе, переведенной Жуковским, рассказывается о ведьме, которая, чувствуя приближение смерти, просит сына-чернеца приковать ее гроб цепями в церкви у алтаря и три дня и три ночи молиться над этим гробом. Так же как и в «Вие», после смерти ведьмы ее желание исполняется, и на протяжении трех ночей нечистая сила делает попытки ворваться в церковь, исчезая утром при пении петуха. Каждую ночь — «к полночи за вратами ужасный вой, ужасный гром и треск!». С особенной полнотой в балладе Жуковского описываются ужасы третьей, последней ночи, когда за ведьмой является сам дьявол и по его приказанию распались цепи, открылся гроб и покойница пошла вслед за дьяволом. В повести Гоголя переплетаются как мотивы народного творчества, так и мотивы баллады Жуковского. Однако было бы ошибочным считать, что Гоголь механически использовал уже известные сюжетные мотивы.