Голая экономика. Разоблачение унылой науки

Следует отметить, что проблема «принципал – агент» существует не только в самом низу, но и на самых верхних уровнях корпоративной Америки. Дело в том, что агенты, управляющие крупными американскими корпорациями (СЕО и другие топ-менеджеры), далеко не всегда являются принципалами, которые владеют этими компаниями, то есть акционерами. Скажем, у меня есть акции Starbucks, но я даже не знаю имени СЕО этой компании. Как я могу быть уверен, что он действует в моих интересах? В сущности, у нас с вами предостаточно оснований полагать, что корпоративные менеджеры ничем не отличаются от кассиров Burger King: на них действуют стимулы, не всегда совпадающие с интересами их компаний. Фигурально выражаясь, они могут красть из кассы, выделяя себе любимым из бюджета компании средства на покупку частного самолета или членства в загородных клубах. А еще они могут принимать стратегические решения, от которых выигрывают они, а не акционеры. Например, известно, что – о ужас! – две трети всех корпоративных слияний не увеличивают стоимость объединяемых бизнесов, а треть из них вовсе противоречат интересам акционеров. Почему же такие умные главы компаний столь часто совершают поступки, не слишком целесообразные с финансовой точки зрения?

По мнению экономистов, ответ на этот вопрос состоит отчасти в том, что руководители компаний нередко выигрывают от слияний, даже если акционеры в итоге теряют. СЕО, организующий и проводящий сложную корпоративную сделку, привлекает к себе много внимания делового мира и общества в целом. В результате после этого он управляет компанией большего размера, что почти всегда повышает его престиж, даже если новая фирма приносит меньше прибыли, чем давали две компании до слияния. В больших компаниях все больше: кабинеты, зарплаты, самолеты. Впрочем, некоторые слияния и поглощения действительно идеальны со стратегической точки зрения. Но как мне, неосведомленному акционеру с существенной долей в капитале компании, понять, так ли это? Мне неизвестно даже имя управляющего Starbucks, и как я могу быть уверен, что он не проводит бо

льшую часть рабочего времени, гоняясь по кабинету за симпатичными секретаршами? Черт, да это задачка посложнее той, что стоит перед менеджером ресторана Burger King!

Какое-то время наши мудрые экономисты считали, что решение этой проблемы дадут опционы на акции. Предполагалось, что этот инструмент подействует как табличка у кассы с вопросом, получили ли вы чек, только для контроля над руководителями высшего звена. Итак, большинство СЕО и других топ-менеджеров в США сегодня получают существенную часть своего вознаграждения в форме опционов на покупку акций. Эти опционы позволяют их держателю в будущем приобретать ценные бумаги компании по определенной, заранее установленной цене, например по 10 долларов за штуку. Если компания работает прибыльно и стоимость ее акций выросла, скажем, до 57 долларов, такой опцион весьма выгоден. Согласитесь, очень неплохо иметь возможность купить за 10 долларов то, что на открытом рынке продается по 57 долларов. Однако если цена акций компании падает с 10 до 7 долларов, опционы на их покупку никчемны и бессмысленны. Нет никакого смысла покупать что-то за 10 долларов, если вы можете купить это на открытом рынке на три доллара дешевле. Цель этой схемы заключается в том, чтобы привести мотивы СЕО в максимальное соответствие с интересами акционеров. Если цена акций растет, руководитель компании богатеет, но и акционеры от этого только выигрывают.

Однако, оказалось, коварные топ-менеджеры находят способы обойти правила игры с опционами – в сущности, точно так же, как кассиры в ресторанах изобретают новые способы украсть деньги из кассового аппарата. Перед выходом первого издания этой книги я попросил прочесть ее Пола Волкера, бывшего главу Федеральной резервной системы; он был моим преподавателем в университете. Волкер прочитал книгу, и она ему понравилась. Но он сказал, что не советует мне особо благосклонно отзываться об опционах на покупку акций как об инструменте согласования интересов акционеров и топ-менеджмента, потому что, как он выразился, это «орудие дьявола».