Голая и жестокая

Клюев ждал его в машине. К месту событий подтянулся участковый. Пришли и слесаря, которые должны были вскрыть дверь.

С ней мастера справились достаточно быстро. Но задержать Варвару не представлялось возможным. Она лежала на полу в скорченной позе. Ее мертвое тело уже успело окоченеть. Рядом с ней валялась пустая склянка из-под таблеток.

– Вот тебе и раскололи! – Архаров осторожно подобрал пузырек, прочитал название.

А Клюев взял с трюмо исписанный лист бумаги.

– Чистосердечное признание, – проговорил он.

– Лучше поздно, чем никогда.

– Кается в том, что Платонову кислотой облила и Антипа раскрутила на убийство. Какая-то Саломея ее подбила.

– С Саломеей разберемся, – заявил Архаров.

Он хотел было взять у Вадима бумагу, но решил этого не делать. Лишний раз лист лучше не трогать. Пусть сначала с ним эксперты поработают, а потом уже он ознакомится с содержанием. К тому же майор доверял своему лейтенанту.

Чиркина молча кивала. Она слушала Егора и во всем с ним соглашалась. Да, Антип скрылся за границей. Его банда, как таковая, перестала существовать. Варвара в морге, в мир живых она никогда не вернется. Потом Архаров дал ей прочитать предсмертное письмо, в котором Купавина достаточно подробно поведала, как совершала преступление против Платоновой. Татьяна прочла признание от первой буквы до последней точки.

– Не смогла твоя подруга вынести тяжесть вины, – сказал Архаров.

– Да, наверное, – проговорила Чиркина и положила лист бумаги на стол.

– Тебя Купавина не обвиняет. Да, ты помогла ей с записью голоса, с ключами, но могла и не знать, для чего это нужно.

– Что нужно?

– Запись голоса, ключи.

– Я ничего не записывала и ключи не подделывала.

– А показания Соловьева? – Архаров приложил ко лбу ладонь и свободной рукой подал Чиркиной копии протоколов допроса.

– Не было ничего такого.

– Ладно, запись голоса мы доказать уже не можем. Купавина уничтожила улику. Но ключи! Есть показания Соловьева.

– Не было ничего.

– И с Купавиной ты ни о чем не договаривалась?

– Нет.

Егор до упора набрал в легкие воздуха и резко выдохнул.

– Так, давай еще раз. Твоей прямой вины в произошедшем нет. Ты можешь заявить, что не знала о замыслах Купавиной. Если ты так скажешь, то мы тебя тут же выпустим.

– Я ничего не знала.

– Вот хорошо. Теперь ты должна сказать, что подделала ключи от квартиры Платоновой, но не знала, зачем Купавиной это нужно. Сделаешь так, и все, сегодня ночь будешь ночевать дома. Ты мне веришь? – спросил Архаров, приложив к подбородку кулак.

– Да, верю, – ответила Чиркина и посмотрела на него ясными глазами.

– Даю слово офицера!

Архаров действительно собирался исполнить свое обещание.

– Да, верю.

– А если не признаешься, то останешься в изоляторе. Это я тебе гарантирую.

– Я все понимаю.

– Вот и хорошо. Итак, одно только слово. Ты заказывала у Соловьева ключи от квартиры Платоновой? Да или нет?

Архаров смотрел на Чиркину и нисколько не сомневался в том, что сейчас услышит «да».

– Нет, не заказывала.

Егор закрыл глаза, пытаясь сдержать эмоции. Сделать это ему удалось. Но допрос он продолжать не смог. Моральные силы напрочь иссякли в борьбе с ослиным упрямством. Осталась только злость, которую майор не хотел выплескивать наружу. Этому чувству имелось куда более достойное применение.

Отец чувствовал себя героем. Он и с клиникой договорился, и первый транш в счет оплаты отправил. Конечно, былую красоту Ольге пластические хирурги уже не вернут, но хоть что-то сделают.

– Ты должен знать, сын, что я взял кредит. Чтобы его отдать, мне нужно много работать. Сам, без твоей поддержки, я не справлюсь.

– Это шантаж? – с улыбкой осведомился Вадим.

– Нет, это условие договора, который мы заключили.

– Мне что, рапорт на увольнение подавать?

– Договор дороже денег.

– А если ты снова вляпаешься, кто тебя вытаскивать будет?

– И без тебя есть кому в полиции работать, – сказал отец и отвел в сторону глаза.

– Не понял. Ты что, и дальше будешь продолжать? – Перед глазами Вадима всплыл образ Леры, подруги Чиркиной.

Он хорошо помнил, как отец раздевал ее глазами.

– Кто тебе такое сказал?

– А не надо мне говорить. Я опер, у меня свои источники информации. Нет, папа, ты не успокоился.

– Сынок, ну что ты такое говоришь! – не очень убедительно возмутился отец.

– Я понимаю, ты еще не старый. Но так и я молодой. Значит, буду служить.

– Но мы же договаривались!

– А вот когда ты успокоишься, тогда я окончательно повзрослею и сразу же уволюсь.

– Я могу и завтра успокоиться.

– Вот завтра и поговорим. – Вадим подмигнул отцу, вышел из ресторана, где они обедали, и направился к своей машине.

Он уже выезжал с парковки, когда зазвонил телефон.

– Вадим? – спросила Ксения.

– Он самый.

– А ты где? – В ее голосе слышались капризные нотки.

– На службу еду.

– А ко мне почему не приезжаешь?

– Не хочу мешать твоему горю.

– Может, ты ревнуешь?

Вадим промолчал. В принципе он действительно ревновал ее к Жану.

– Его больше нет и не будет. А жизнь продолжается, – выдержав паузу, грустно сказала она.

– А мне в этой жизни место найдется?

Какое-то время Ксения молчала.