Голдфингер. Операция «Удар грома». Шпион, который любил меня

Акров пять этих дурацких деревьев были вырублены, чтобы построить мотель, и это место действительно для него подходящее. Теперь слово «мотель» стараются не употреблять. Принято говорить, например, — «постоялый двор» или «загородные нумера» — это потому, что мотели стали ассоциироваться с проституцией, гангстерами и убийствами, так как для этих занятий их анонимность и отсутствие контроля создают определенные удобства. А место это, с точки зрения туризма, было очень хорошее. По лесу петляла проселочная дорога, идти по которой даже приятней, чем по той, что соединяет Лейк Джордж и Глен Фолз на юге. На середине пути — небольшое озеро, удачно названное сонным, традиционное место для пикников. Мотель располагался на южном берегу озера. Главный корпус, в котором были административные службы, был обращен фасадом к дороге. Жилые домики находились позади него. Они шли полукругом. Их было ровно сорок — в каждом кухня, душ и туалет. Из любого домика так или иначе видно озеро. Постройка и планировка — самые современные. Стены отделаны полированной сосной. Симпатичные островерхие крыши, кондиционеры, детская площадка, бассейн, телевизор, поле для игры в гольф, расположенное вдоль озера. В общем все, что душе угодно. Даже мячи для гольфа были нетонущими (пятьдесят мячей — один доллар). Как с питанием? В административном корпусе — кафетерий. Дважды в день по озеру доставляли продукты и напитки. Все это за десять долларов в одинарном номере, за шестнадцать — в двойном. Неудивительно, что расходуя около двухсот тысяч, притом, что сезон длится всего лишь с первого июля до начала октября, — а табличка «Свободных мест нет» появлялась лишь в период с середины июля по начало сентября — хозяева считали, что дела идут не блестяще. По крайней мере, так сказали эти ужасные Фэнси, содержатели мотеля, когда брали меня администратором всего за тридцать долларов в неделю плюс питание. Слава богу, что хоть не лезли в мои дела! Пело ли у меня сердце? В то утро в нем загремел небесный хор, когда в шесть утра я увидела, как их начищенный до блеска «пикапчик» исчез за поворотом дороги, ведущей в Глен Фолз, а далее в Трою, где жили эти чудовища. Мистер Фэнси последний раз облапал меня, — увернуться не удалось. Его рука, как быстрая ящерица, прошлась по моему телу, прежде чем я успела наступить ему на ногу каблуком. Только тогда он меня отпустил. Когда гримаса боли сошла с его лица, он прошипел: «Ну что ж, сексапилочка, присматривай за хозяйством хорошенько, завтра в полдень вернется хозяин и заберет у тебя все ключи. Счастливых сновидений!» Затем он изобразил одну из тех улыбочек, которые я отказываюсь понимать, и направился к «пикапу», из которого, сидя на водительском месте, за нами наблюдала его жена. «Поехали, Джед, — сказала она резко. — Вечером сможешь удовлетворить свою похоть на Вест-стрит». Она включила зажигание и прокричала мне сладким голосом: «Прощай, красотка. Пиши нам каждый день». Затем погасила свою кривую улыбку, и я в последний раз увидела профиль ее сморщенного вытянутого лица, когда машина поворачивала на дорогу. Фу! Ну и парочка! Паноптикум! Кошмар! Но вот они уехали. Впредь мне лучше сторониться подобных типов.

Я постояла, глядя на дорогу, по которой уехала чета Фэнси. Затем повернулась и посмотрела на север, чтобы определить, что с погодой. День был прекрасный, ясный, как в Швейцарии, и теплый для середины октября. Но далеко на горизонте собирались, постоянно меняя свою форму, облака с рваными краями, окрашенные в розовый цвет лучами заходящего солнца. Быстрые, легкие порывы ветра метались среди вершин деревьев, налетали и раскачивали единственный фонарь, освещавший желтым светом пустынную бензоколонку, стоявшую у дороги на краю озера. Более продолжительный порыв ветра, холодный и злой, принес металлический звук раскачивающегося на ветру фонаря. Я почувствовала волнующий озноб — по телу тут же побежали мурашки, такого раньше не было. За последними домиками о камни на берегу озера торопливо бились волны. Серо-металлическая поверхность озера то и дело покрывалась бороздами, словно царапинами от кошачьих когтей, и на их краях иногда вспенивались белые гребешки. Но в промежутках между сердитыми порывами ветра воздух снова становился спокойным, и казалось, что деревья, стоящие за дорогой как часовые, тихо двигались вокруг огней ярко освещенного здания за моей спиной.

Внезапно мне захотелось в туалет, и я улыбнулась. Позыв был таким, какой бывает у детей, играющих в темноте в прятки, когда, сидя в шкафу под лестницей, слышишь тихое поскрипывание половиц и приближающийся шепот тех, кто тебя ищет. В этот момент охватывает волнение и ты поджимаешь ноги в ожидании экстаза, наступающего, когда тебя обнаружат. Появляется лучик света, пробивающийся через щелочку открывающейся двери и — самый важный момент — твое быстрое «ш-ш-ш, залезайте ко мне!» Мягко закрывающаяся дверь, хихиканье и теплое тело, тесно прижимающееся к тебе.