Голод

И что сложного трахнуть шлюшку, вставить по самые помидоры и одним оргазмом выбить из головы дурь по имени Василиса, но нет, одна только мысль что я буду натягивать не её накачивает меня мысленным бромом и делает член не приспособленным ни к чему.

Хотел сделать из нее страстную любовницу. Хотел раскрепостить. Получите – распишитесь.

Вот она у ног. Унижается. Жадно смотрит. Ведет себя как уличная девка заприметившая член. Пытается своими умениями отбить меня у шлюхи. Как будто та мне нужна.

– Выйди.

Резкий тон и острое желание по телу от горячего дыхания на головке, руки коснувшейся яиц.

– В кого ты превратилась? – шиплю я, и резко наклоняюсь, смотрю в ошалевшие от непонимающие глаза и встаю, чуть отталкивая. Застегиваю ширинку и снова поворачиваюсь. – Мне понравилась скромная девушка, а не грязная телка. Ты когда мылась последний раз? Совсем стыд потеряла?

Она смотрит ошалело, не веря в то, что говорю. Красивая, как смертный грех, который мне не страшно совершить.

Страшнее потерять ее, увидеть на руках лишь обломок её фарфоровой кожи, остекленевшие, безжизненные глаза. Увидеть смерть и осознать, что ничего не можешь сделать. Смотреть, как гаснет свет в глазах родителей, как твоя, невероятной красоты мать синеет.

 Я стряхнул воспоминания и зло посмотрел на Василису. Она должна понять и принять. Она должна быть в безопасности. Жить нормальной жизни. В которую, на миг поверил я. Поверил, что могу быть счастливы с это сумасшедшей, развратной девочкой. Забыл кто я на самом деле.

– Ведешь себя как похотливая кошка. Готова уподобится шлюхе, которая касалась грязными руками моего хера.

Василиса часто дышит, поднимается резко как стрела, вылетевшая из арбалета и кричит:

– А кто меня такой сделал?! Кто трахал меня в тот же миг, как только видел, не мог даже поговорить нормально, потому что ему вечно было мало. Ты сделал меня наркоманкой, а теперь сдергиваешь с очередной дозы.

Здесь даже не поспоришь. Подсадил, потому что и сам подсел. Испытывал вечный голод, который снедал меня и сейчас, давил на яйца, пропускал через тело острую боль

Василиса как сладкая кола, которую пьешь, давишься, портишь себе зубы, но хочешь снова и снова. И вот, ты вроде бы пресытился. Не лезет больше. Но стоит только ополоснуть рот прохладной водой, как в горле снова появляется острая жажда вкусить напиток.

Напиток, рецепт которого ты никогда не узнаешь. Не узнаешь, почему тебя так штырит даже от немытых волос, свисающих паклями и запаха пота трехдневного давности.

– Если ты хотел превратить в шлюху жадную до секса, надо было сразу расставлять все точки на и, – с криком в меня летит папка, бумаги на многомиллионную собственность рассыпаются вокруг, как и молекулы злости, которые можно буквально растереть между пальцами.

Сказать мне нечего. Любое слово и она поймет что все это чушь. Маска, надетая лишь затем, чтобы она ушла. Чтобы была в безопасности. Зажила своей жизнью.

 Женщинам порой не нужно говорить ни слова, в их головах целый мир и они придумают сотни вариантов, почему молчит мужчина, даже если к ним это не будет иметь решительно никакого значения.

– Значит, молчишь, – шипит она не хуже змеи, подходит близко, так близко что хочется схватить руками, вжать в себя, стать единым сука целым, наорать, что бы не вбивала в голову всякую хуйню, вытрахать всю дурь.

– В таком случае, если не хочешь трахать меня ты, я найду другого. Парни со всей общаги давно мечтают получить то, что могло принадлежать лишь тебе.

В глазах решительность, кулаки сжаты, тело напряжено. Во мне, как залп пушки вспыхивает лютая злоба и гнев, стоит только представить, как и с кем, она будет, исполнять свою угрозу.

Тяжелая рука поднимается сама собой и в считанные секунды отбрасывает тело в диван.

– Черт, а с два!

 Никогда. Никогда даже желания не было ударить женщину, даже когда Василиса порой своим сумасбродным поведением доводила до красной пелены в глазах. Но сама мысль, что это тело будет извиваться под кем-то другим разбило в дребезги всю сдержанность и решительность никогда к ней не приближаться.

– Вася, – зову хрипло, дышу часто и уже присаживаюсь возле тяжело дышащего тела, поворачиваю нежное лицо и выругиваюсь.

 В уголке губ кровь, а в глазах полыхает та же ярость. Только теперь с примесью безумия.

Щеку обжигает удар. Резкий. По-женски смачный, а потом она фурией набрасывается на меня.

 Кричит о ненависти, о любви, о желании убить и стать свободный от той клетке, в которую я загнал ее своим голодом и жаждой видеть это тело рядом, слышать голос, ощущать вкус губ и охеренную тесноту дырок.

Откидываю на диван, боясь снова причинить вред и вижу, как он резко успокаивается.

 Такая смена настроения ни к добру. Последний раз такая уступка привела к ее самостоятельному отъезду из города.

– Ревнуешь… Значит, не считаешь шлюхой, – спокойно сказала она, и откинувшись на диван прикрыла глаза. – Порви со мной нормально. Не обманывай, ничего не придумывай. Скажи, все как есть. Дай мне сделать тебя приятным воспоминанием. А не способом загреметь в психушку.