Голод и тьма

В первый день после Копенгагена я, по решению Ренаты, не имел права покидать свою постель, кроме как в туалет. Слава Богу, хоть это мне разрешили делать самому, ведь сидеть со мной вызвалась Анфиса, а мне совсем не улыбалось "ходить в утку" при молодой девочке. Половину времени я, наверное, провёл в забытии, но каждый раз, когда я просыпался, я видел сидящую на стуле Анфису с её неизменной книгой. Она даже пыталась читать мне вслух, но у меня начинали болеть уши, и она, увидев мои гримасы, перестала это делать. Зато она постоянно проверяла мою температуру, а, когда мне приносили еду, лично кормила меня с ложечки.

Ночью её заменила Ренатина ученица, толстенькая псковитянка по имени Евлампия. В отличие от Анфисы, она сразу заснула на своём стуле и громко захрапела, так что половину ночи я сам не мог заснуть. Но рано утром вновь пришла Анфиса, и всё вновь стало на свои места.

В этот день мне были разрешены посетители, и сразу после утреннего визита Ренаты, пришли Аня с Макаром. Я ещё подумал, как ей идёт замужество – она несколько пополнела, не утратив при этом стройности. Но, когда они вышли, Анфиса посмотрела на меня и сказала:

– И эта тоже беременна.

– И хорошо, она только что вышла замуж.

– У неё шестой месяц, или, может, чуть меньше, – уверенно сказала молодая паршивка. А я подсчитал – кроме меня, отцом никто быть не может – после надругательств в Киррумпэ у неё были месячные… Хорошо ещё, что Макар, судя по тому, как он на неё смотрит, души в ней не чает. Но как жаль, что моих детей будут растить другие…

На вторую ночь, Рената прислала другую девочку, но тоже со смешным именем – Пульхерия. В отличие от Евлампии, она не заснула, но она раз в полчаса или чаще дотрагивалась до моего лба, и я вновь смог забыться лишь под утро. И снился мне сон, вероятно, навеянный известной сценой из "Белого солнца пустыни": я сижу в саду, разодетый под восточного вельможу, а целый выводок жён – Лиза, Эсмеральда, Лииса, Аня, и почему-то Сара, одетые в прозрачные одежды, суетятся вокруг меня. А чуть в отдалении, под неусыпным оком Анфисы, играют многочисленные дети. И на душе стало так хорошо…

– Вставай, лежебока, – услышал я строгий голос Ренаты. Просыпаясь, я ещё подумал, что вряд ли Лиза согласилась бы с такой ситуацией, да и при чём здесь Сара? Более того, православие не признаёт многоженства, а ни в ислам, ни в осколок мормонизма, где оно ещё разрешено, мне переходить не хотелось.

Рената была в присутствии обеих – Евлампии и Пульхерии. Бесцеремонно осмотрев меня от головы до пят, померив температуру, давление, пульс и хрен знает ещё что, наша главврач объявила мне:

– Постельный режим отменяется. Да и сиделка тебе не нужна; одна из девушек будет к тебе заглядывать раз в час. Ежели что, обращайся, – и она показала на уоки-токи, который она положила на стол.

– А можно выходить в столовую? И на палубу?

– Пищу принимать пока будешь здесь. А на палубу можно, сегодня на удивление тепло, целых восемь градусов, относительно солнечно, и ветер почти стих. Но оденься потеплее, и не увлекайся, полчаса или максимум час – и всё. Возьми с собой – да хоть твою приёмную дочь. Девочка очень способная, далеко пойдёт, если захочет стать врачом.

После завтрака, Анфиса проследила за тем, чтобы я облачился согласно Ренатиным инструкциям, а затем повела меня за локоть на палубу. Мы как раз проходили по Па-де-Кале, самому узкому месту Ла-Манша. По правому борту виднелись знаменитые дуврские меловые скалы, а по левую – более пологий грязно-белый французский берег у Кале. Солнце, почти утратившее оранжевый оттенок, действительно светило во всю мощь, но вновь задувший холодный ветер напоминал, что уже осень.

Неожиданно мы увидели небольшой парусник, шедший нам наперерез. Вскоре от него отделилась шлюпка и пошла в нашем направлении.

Я приказал спустить штормтрап, и, к моему великому удивлению, по нему поднялся некий человек в красно-синей униформе.

– Я лейтенант Эварист де Божё, – представился тот. – Кто вы и что вы делаете в этих водах?

– Лейтенант, я принц Николаевский и Радонежский, барон Улфсё, – сказал я чуть высокомерным тоном.

– Принц какой страны?

– России.

Лицо лейтенанта чуть посветлело.

– Значит, не англичане и не их вассалы, шотландцы. А то я подумал, что слишком уж ваш флаг похож на шотландский. Только цвета другие.

– Наш флаг – знамя Русско-Американского флота, к которому принадлежит наш корабль.

– Русская Америка? Не знал, что у России есть там колонии.

– Есть, мсье де Божё, и не одна.

– Ваше сиятельство, с вашего позволения, я хотел бы предложить вам посетить Кале – там сейчас находится маршал Франции Гийом де Отмер, граф де Шатовийяк. Именно он приказал моему командиру узнать, что за корабль следует по Па-де-Кале. Он будет рад приветствовать вас у себя в резиденции.

– Вот только лучше мы это сделаем на нашей шлюпке – так будет быстрее, мсье лейтенант. Только дайте мне возможность переодеться.