Голодное пламя

Когда такси свернуло на Фолькунгагатан, София задумалась, не пора ли переходить к более решительным методикам. Регрессия, возвращение к ранним воспоминаниям под гипнозом могли бы стать выходом, но такой метод потребовал бы привлечения другого терапевта, и София поняла, что это неверный путь. Слишком рискованно, принимая во внимание то, что София понятия не имела, какие действия Виктории, иными словами – ее собственные, относятся к прошлому, а какие – к последним месяцам.

Она вспоминала свои беседы с Викторией, которые велись при включенном диктофоне, сеансы, которые оказались не чем иным, как терапией под самогипнозом, но она сознавала, что это не метод. Монологи Виктории Бергман жили своей собственной жизнью, и если она хочет понять, что же в них принадлежит ей, то именно ей, Софии Цеттерлунд, придется направлять эти разговоры.

Она крутила мысль так и сяк, но каждый раз приходила к одному выводу: Виктория Бергман и София Цеттерлунд интегрировались в единую личность, с единым сознанием и доступом к мыслям и воспоминаниям обоих составляющих ее личностей.

София сознавала, что полное слияние невозможно, пока Виктория стоит у нее на пути и даже презирает ту ее часть, которую зовут София Цеттерлунд. И сама София не желает мириться с жестокостями, которые совершала и совершает Виктория. Они – два человека, не имеющие никакого общего знаменателя.

За исключением того, что они делят одно тело.

Квартал Крунуберг

– К тебе посетитель! – крикнул Хуртиг, когда Жанетт выходила из лифта. – Шарлотта Сильверберг сидит у тебя в кабинете. Хочешь, чтобы я присутствовал при вашем разговоре?

Жанетт считала очевидным, что именно она должна связаться с Шарлоттой Сильверберг, а не наоборот. Сразу после убийства Шарлотта была слишком потрясена, чтобы с ней можно было разговаривать, но сейчас у нее явно что-то лежало на сердце.

– Нет, я сама. – Жанетт махнула рукой, отвергая помощь Хуртига, прошла по коридору и увидела, что дверь в ее кабинет открыта.

Шарлотта Сильверберг стояла спиной к двери, глядя в окно.

– Здравствуйте. – Жанетт подошла к рабочему столу. – Хорошо, что вы пришли. Я собиралась позвонить вам. Как вы?

Шарлотта обернулась, но от окна не отошла. Она не ответила.

Жанетт заметила, что у нее неуверенный вид.

– Присядьте, если хотите. – Жанетт жестом пригласила ее сесть на стул по другую сторону стола.

– Все нормально, я лучше постою. Я скоро уйду.

– Итак… Вы хотели поговорить о чем-то конкретном? Если нет, то у меня есть несколько вопросов, которые я хотела бы вам задать.

– Спрашивайте.

– Sihtunum i Diaspora, – начала Жанетт. – Ваш муж в списке жертвователей. Что вам известно о целях фонда?

Шарлотта заерзала.

– Я знаю только, что это группа людей, которые встречаются несколько раз в год и обсуждают благотворительные проекты. Сама я считаю, что это просто предлог, чтобы выпить спиртного и повспоминать, как они служили в армии.

– И ничего больше?

– На самом деле – ничего. Пео как будто не особенно интересовался всем этим. Он несколько раз говорил, что прекратит давать деньги.

– Он много давал?

– Нет, по нескольку тысяч в год. Самое большее, думаю, десять тысяч.

Жанетт предполагала, что Шарлотта и в самом деле не осведомлена о делах фонда. Она спросила:

– Значит… О чем вы хотели поговорить со мной?

– Я должна рассказать кое о чем. – Шарлотта помолчала, тяжело сглотнула и скрестила руки. – Мне кажется, это важно.

– Хорошо. – Жанетт полистала блокнот, нашла чистый лист. – Я слушаю.

– Значит, так, – неуверенно начала Шарлотта. – Тринадцать лет назад, за год до того, как мы переехали сюда, Пео кое в чем обвинили. Его освободили, и все, конечно, разрешилось…

Кое в чем обвинили, подумала Жанетт и припомнила прочитанную статью. Значит, все-таки нечто компрометирующее? Она уже готова была перебить Шарлотту, но решила – пусть та продолжает.

– С тех пор у меня… Ну, это случалось очень редко. Вряд ли Пео что-то заметил.

Давай к делу, нетерпеливо подумала Жанетт, изо всех сил стараясь скрыть раздражение.

Шарлотта прислонилась к подоконнику.

– Иногда мне казалось, что меня преследуют, – сказала она наконец. – Я получила пару писем.

– Письма? – Жанетт больше не могла молчать. – Что за письма?

– Ну, я не знаю… Так странно. Первое пришло сразу после того, как с Пео сняли обвинение. Мы решили, что это какая-нибудь феминистка, недовольная тем, что против него не возбудили дела.

– Что было написано в том письме? Вы его сохранили?

– Нет, там были только какие-то несвязные фразы, и мы его выбросили. Потом оказалось – зря.

Дьявол, подумала Жанетт.

– Почему вы думаете, что оно было от феминистки? В чем подозревали Пео?

Голос Шарлотты Сильверберг вдруг зазвучал враждебно:

– Вам же нетрудно это выяснить! Я не хочу говорить об этом. С моей стороны эта тема исчерпана.

Жанетт заподозрила, что Шарлотта воспринимает ее как врага. Как кого-то, кто не на ее стороне, несмотря на полицейское звание. Или именно поэтому, подумала Жанетт и кивнула. Она сочла за лучшее не вызывать у женщины таких сильных чувств и угодливо улыбнулась: