Голодное пламя

– Полагаю, есть причина, по которой ты разыскала нас столько лет спустя, – сказал мужчина, который сделал ей больно.

Она ощутила букет вина целиком. Пряные фрукты вроде дыни, персика, абрикоса и цитрусовых. Угадала некоторую маслянистость.

Она медленно, с наслаждением проглотила.

– С чего мне начать?

Снизу вверх, наискось, вправо, подумала она.

Улица Гласбруксгренд

Звонок в полицейский участок Кунгсхольмена поступил без нескольких минут девять.

Какая-то женщина прокричала, что только что вернулась домой и обнаружила своего мужа мертвым.

По словам дежурного офицера, принявшего звонок, женщина между приступами рыданий употребила выражение «зарезали, как свинью», пытаясь пояснить увиденное ею.

Когда раздался звонок, Йенс Хуртиг уже направлялся домой, но так как планов на вечер у него не было, он решил, что неплохо бы добыть себе компанию.

Две недели в какой-нибудь теплой стране пришлись бы как нельзя более кстати, и он решил взять отпуск, когда погода станет совсем невыносимой.

Мягкие стокгольмские зимы никоим образом не напоминали снежный ад его прошедшего в Квиккйокке детства, но каждый божий год выпадали несколько недель, когда находиться в королевской столице было практически невозможно.

Пытаясь описать родителям, никогда не бывавшим южнее Будена, климат Стокгольма, Хуртиг сказал коротко: «Погода – не пойми что».

Это не зима, но и не другое время года.

И оно отвратительно. Холод, дожди и, как лук на лососе, высекающий слезы ветер с Балтийского моря.

Плюсовая температура ощущалась как минус пять.

Это из-за влажности. Проклятая вода.

Единственный город в мире, где погода зимой хуже, чем в Стокгольме, – это, наверное, Санкт-Петербург, возведенный на болотах по ту сторону Балтики, на далеком берегу Финского залива. Первыми здесь начали строить город шведы, потом пришли русские. Такие же мазохисты, как шведы.

Неприятностями тоже можно наслаждаться.

Транспорт на Центральном мосту, как всегда, стоял неподвижно, и Хуртигу пришлось включить сирену, чтобы двигаться вперед, но как доброжелательные водители ни пытались пропустить его, они попросту не могли дать ему место.

Лавируя между рядами, он доехал до съезда на Стадс горден, где свернул налево и поднялся по Катаринавэген. Здесь машин было мало, и он вдавил педаль газа в пол.

Проезжая мимо Ла-Мано, памятника шведам, павшим в Испании во время гражданской войны, он разогнался до ста сорока километров в час.

Хуртиг наслаждался быстрой ездой. Считал ее одной из привилегий своей работы.

Из-за непрекращающегося дождя дорожное полотно стало скользким. Возле площади Черхувсплан машину повело в аквапланирование, и он едва не потерял контроль. Хуртиг выжал сцепление и, когда почувствовал, что шины снова надежно трутся об асфальт, свернул на Черхувсгатан. Там, как и на Нюторгсгатан, было одностороннее движение, но тут уж ничего не поделаешь, и он понадеялся, что навстречу никто не поедет.

Хуртиг припарковался у входной двери, где уже стояли две патрульные машины с включенными мигалками.

В дверях он наткнулся на незнакомого коллегу. Тот комкал в руках шапку, а лицо у него было белое как мел. Белое с отливом в зелень. Хуртиг посторонился, чтобы коллега успел выскочить из подъезда, прежде чем его вырвет. На полпути к квартире Хуртиг услышал, как тот рыгает на улице.

Бедняга, подумал Хуртиг. В первый раз всем бывает хреново. Да и вообще – это каждый раз бывает хреново. Невозможно привыкнуть. Можно отупеть, но это отнюдь не означает, что ты вырос как полицейский. Даже если тебе стало легче справляться с такими заданиями.

Из-за привыкания жаргон может звучать для постороннего бесчувственной насмешкой. Но он же помогает абстрагироваться.

Когда Йенс шагнул в квартиру, то порадовался своему привыканию.

Через десять минут он понял, что придется позвонить Жанетт Чильберг и попросить помощи. И когда Жанетт спросила, что произошло, он описал увиденное как наихеровейшее из всей той херни, что ему случалось видеть за всю свою херовую карьеру.

Гамла Эншеде

Милый Юхан, думала она. Мир не должен рухнуть из-за того, что мы, взрослые, ведем себя плохо.

Все наладится, вот увидишь.

– Прости. Никто не думал, что все так получится… – Она наклонилась и поцеловала его в щеку. – И знай: я никогда не предам тебя. Я здесь, с тобой, и Оке тоже всегда тебя поддержит, обещаю.

Насчет последнего она была не вполне уверена, но в глубине души не верила, что Оке бросит Юхана. Просто не сможет.

Она осторожно встала с кровати сына и, прежде чем закрыть дверь, обернулась и посмотрела на него.

Юхан уже спал. Жанетт все еще размышляла, как с ним быть, когда зазвонил телефон.

Жанетт сняла трубку. Это, к ее разочарованию, оказался Хуртиг. Какой-то миг она надеялась, что звонит София.

– Так, что случилось? Скажи, что это важно, иначе я…

– Да, это важно, – тут же перебил Хуртиг.

Он замолчал. Фоном Жанетт слышала возбужденные голоса. Если верить Хуртигу, Жанетт не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в город.

То, что видел Хуртиг, сотворил нелюдь.