Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница

Не понимаю. Сойка на хлебе? В отличие от капитолийских поделок, это никак не может быть данью моде.

— Что? Что это значит? — хрипло бросаю я, все еще готовясь выстрелить.

— Только то, что мы на твоей стороне, — произносит дрожащий голос у меня за спиной.

Я даже не заметила, как появилась вторая преследовательница — наверное, она вышла из дома. И скорее всего, вооружена. Однако вряд ли осмелится взвести затвор, потому что я в ту же долю секунды убью ее напарницу. Не отрывая взгляда от цели, громко приказываю:

— Выходи, чтобы я тебя видела!

— Она не может, она… — заикается женщина с крекером.

— Выходи сейчас же! — срываюсь я.

Судя по звуку, за моей спиной кто-то делает шаг и, натужно дыша, волочит больную ногу. Появляется девушка примерно моих лет. На ней мундир миротворца с белым плащом из меха, явно с чужого плеча — болтается на хрупкой фигурке, словно на вешалке. Оружия не видно. Руки из последних сил опираются на грубо сделанный посох из сломанной ветки. Правая нога волочится по снегу.

Лицо у девушки покраснело от холода. Зубы искривлены. Глаза — цвета шоколада, над одним — родинка в форме земляничины. Нет, это не миротворец. И не обитательница Капитолия.

— Кто вы? — спрашиваю я настороженно, но без прежней суровости.

— Меня зовут Твилл, — отвечает женщина. На первый взгляд ей около тридцати пяти лет. — А это — Бонни. Мы беженцы из Восьмого дистрикта.

Дистрикт номер восемь! Они оттуда, где было восстание!

— Где взяли мундиры? — интересуюсь я.

— Украли на швейной фабрике, — поясняет Бонни. — Мы там работали. Только мой предназначался для… кое-кого другого, поэтому так ужасно сидит.

— А пистолет взяли у мертвого миротворца, — вставляет Твилл, проследив за моим взглядом.

— Твой крекер с птичкой — что это значит?

— А ты не знаешь, Китнисс? — искренне изумляется девушка.

Меня рассекретили. Ну, конечно. Лицо непокрыто, рядом — Двенадцатый дистрикт, и я целюсь в них из лука. Ошибиться трудно.

— Почему, знаю. Это с броши, в которой я была на арене.

— Она не в курсе, — мягко произносит Бонни. — Наверное, вообще ничего не слышала.

Внезапно мне хочется самоутвердиться.

— Я слышала, что в вашем дистрикте было восстание.

— Да, вот поэтому нам и пришлось бежать, — поясняет женщина.

— Далековато ушли, — замечаю я. — Что собираетесь делать?

— Мы держим путь в Тринадцатый дистрикт, — отвечает Твилл.

— Как это? Тринадцатого дистрикта больше нет. Его стерли с лица земли.

— Семьдесят пять лет назад, — напоминает она.

Поморщившись, Бонни поудобнее перехватывает костыль.

— Что у тебя с ногой? — говорю я.

— Лодыжку подвернула. Ботинки-то не по размеру.

Закусив губу, размышляю. Внутренний голос подсказывает: мне сказали правду. Но только малую часть, а я хочу знать остальное. Делаю шаг вперед, подбираю одной рукой пистолет и только после этого опускаю лук. Потом застываю на месте, припомнив день, когда в небесах неизвестно откуда возник планолет и забрал двух беженцев из Капитолия. Юношу насмерть пронзили копьем, а рыжеволосую девушку, как потом выяснилось, покалечили, превратив в безгласую служанку.

— За вами погоня?

— Вряд ли, — качает головой Твилл. — По-моему, все решили, будто нас убило взрывом на фабрике. Но мы чудом спаслись.

— Хорошо, идем. — Я киваю в сторону бетонного домика и захожу последней, с пистолетом в руках.

Бонни торопится к печке, опускается на расстеленный на полу плащ миротворца и протягивает ладони к слабому пламени, пляшущему на конце обгорелого бревна. У нее такая бледная, прозрачная кожа, что сквозь пальцы виден огонь. Женщина кутает девушку потеплее, та вся дрожит от озноба. В кучке пепла стоит распиленная пополам жестяная банка с опасными рваными краями. Внутри тихо булькает кипяток с горстью сосновых иголок.

— Это вы чай заварили? — осведомляюсь я.

— Трудно сказать, что получится. Несколько лет назад один трибут на Голодных играх так делал. Кажется, это были иголки, но не уверена… — Твилл морщит лоб.

Видела я их дистрикт, насквозь изуродованный промышленностью. Обветшалые многоквартирные дома, сдаваемые внаем, и ни единой травинки в поле зрения. Ни малейшего знакомства с природой. Удивительно, как эти двое до сих пор живы.

— Еда, конечно, закончилась? — интересуюсь я.

Бонни кивает.

— Мы собрали в дорогу все, что могли, но с запасами было туго. Вот они и иссякли.

У нее дрожит голос, и я окончательно проникаюсь доверием. Действительно, сколько можно ждать подвоха? Это всего лишь хромая голодная беженка из Капитолия.

— Значит, сегодня вам сказочно повезло, — объявляю я, опуская на пол охотничью сумку.

Хотя по всему дистрикту свирепствует голод, у нас дома пищи более чем достаточно, и всегда есть чем поделиться. Моя главная забота — это родные Гейла, Сальная Сэй и несколько бывших торговцев из Котла, у которых отняли заработок. С утра я нарочно набила сумку едой: пусть мама увидит пустые полки в кладовой и решит, что ее дочь отправилась помогать нуждающимся. Хотелось выгадать время на длительную прогулку, чтобы близкие не волновались. Вечером я собиралась вернуть продукты на место, но, видимо, не судьба.