Гололед

— Ну что, подумала, как жить дальше будешь? — спросил Буданов и смахнул перчаткой иней с ветрового стекла. Включил зажигание, вдавил педаль: мотор завелся сразу же. — Вот так-то, — назидательно сказал Буданов.

Медленно, боясь перегреть мотор, он доехал до ближайшей колонки, заполнил радиатор и, выруливая на проспект, вспомнил, что сегодня суббота и на работу спешить не надо.

Домой ехать не хотелось, он знал, что ничего хорошего не ждет его там, нарочито растрепанная жена станет гневить его битьем посуды и сотрясать воздух словами, а этого он, конечно же, не любил. Поколесив по городу, поразмыслив о жизни своей, он пришел к выводу, что все рушится и он уже не в силах изменить что-либо, а раз такое дело, то нужно кидаться в омут и желательно вниз головой.

Но как это делается, представлял себе плохо, а от всех бед и болезней было у него одно лекарство, поэтому он остановился около вокзала и пошел в станционный ресторан, единственный в городе работавший в столь раннее время.

Он быстро захмелел, и совсем пропащий сосед тянул к нему руку свою, хлопал по плечу и называл почему-то Васей. И Буданов не отвергал руки его, а подливал из графинчика и плакался ему в потную тельняшку, говорил, что все пропало и неминучая гибель ждет его за углом, и никто на свете уже не спасет его, даже милиция. При слове «милиция» сосед его трезвел на секунду и прятал руки под стол, но тут же вынимал их, когда Буданов придвигал ему щедрую рюмку.

Они быстро сошлись на том, что все беды от баб, что хорошо бы извести их под корень, но как это сделать, они не придумали и спорили так шумно, что их не слишком вежливо выпроводили из зала.

Их разделил поток людей, спешащих на электричку, и Буданов не стал искать своего недавнего собеседника, он даже имени его вспомнить не мог. У него хватило ума не садиться за руль, а пока ехал в троллейбусе, то успел протаять лбом светлое окошко в заиндевелом стекле, и сумрачный сон, мелькнувший на минуту, настроения ему не испортил.

Вышел на своей остановке, в ста метрах от дома. Теперь встреча с женой уже не казалась ему столь драматичной, и он, стряхнув снег с шапки, без колебаний открыл дверь своим ключом. Не стоит описывать всего, что произошло в ближайший час, но только вышел Буданов из дома, где прожил двенадцать лет, растрепанным, несчастным и в конечном счете — бездомным.

Злообильная жена его распахнула дверь и выкинула вслед ему чемоданчик, приготовленный, наверное, заранее. Не мучась напрасной гордостью, он раскрыл его и увидел то, что обычно брал с собой в командировки. Это немного успокоило.

— Просто я уезжаю в командировку, — сказал он сам себе, — дней на десять, а потом приеду. Вот и все дела.

Автомобиль его заносило снегом, замерзающая вода готовилась разорвать радиатор, он не видел этого, но знал, что так и есть, и жалости не испытывал, а из всех людей и вещей на всем белом свете жалел только себя, и жалость эта была столь острой, что впору бы ему заплакать, но на улице делать это он стеснялся, дом он потерял, а специальных мест для облегчения горя в городе не было.

Итак, он вышел на очередной виток налегке, с чемоданчиком в руке, с хмелем в голове и с болью в сердце.

Антипова встретила его в домашнем халате, на кухне булькало и пахло чем-то жареным, он дохнул на нее водочным перегаром, она зажмурила глаза и сказала:

— Володенька ты мой, наконец-то ты пришел, — обняла его нежно и поцеловала в небритую щеку.

— Я Слава, а не Володя, — слабо возмутился он, но она покачала головой, улыбнулась и еще раз дотронулась губами до его щеки.

Телевизор был включен, шел забавный мультик: звери, похожие на людей, гонялись друг за другом и за людьми, похожими на зверушек.

Буданов разделся, прошелся по комнате, уже знакомой, уже признавшей его и не такой враждебной, как раньше.

Антипова хлопотала на кухне, и он стал разговаривать сам с собой.

— Ну хорошо, — сказал он, — пусть меня зовут Васей или Володей, не все ли равно. Ведь я уже не я, уже не Вячеслав Буданов. У Буданова была машина и жена по имени Лена, и не было цветного телевизора, а у меня все наоборот, значит, я не Буданов. Тот Буданов совершил преступление и остался безнаказанным, и ничего общего у меня с ним нет. Значит так: меня зовут Володя, фамилия моя Антипов и там, на кухне — моя жена, Катя... Надо, пожалуй, сменить мебель. Вот сюда мы поставим стенку, вот сюда новый диван, вот сюда — кресло, а стены лучше оклеить обоями...

— С цветочками, — перебила его вошедшая Антипова, — с розовыми цветочками по голубому фону. И люстру, непременно люстру.

— Да, конечно, Катюша, — согласился Буданов и посмотрел на часы. — Эге, да сейчас магазин на обед закроется. А это дело надо обмыть. Ты подожди, я быстренько.

И он накинул пальто и, поглядывая на часы, выбежал на улицу.

— Володенька! — крикнула ему вслед Антипова. — Ты осторожней беги, а то опять под машину попадешь! Гололед на улице!