Голос ангельских труб

Разговор не клеился. Инга понимала, что муж заслуживает хотя бы убедительного вранья, что он готов поверить любому ее объяснению и рад обманываться. В своем простодушии он ничего не заподозрит, нужно только дать ему сладкую косточку – ласковое слово, что-нибудь вроде: «Страшно соскучилась, жду с нетерпением, когда ты вернешься?» Все, что обычно говорят умные женщины, желающие сохранить семейный очаг. Разумом-то она понимала, а выдавить из себя хоть слово не могла. Дурак тот, кто сказал, что все женщины расположены к измене и изменяют с легкостью. Не все.

Молчание в трубке затягивалось. Инга плакала и старалась не всхлипывать, чтобы Иван не понял, что она плачет. Но он понял.

– Инга, – сказал он тихо, – Инга… Я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тебя люблю. Не пугай меня.

– Я тебя тоже люблю, – ответила она. И добавила тихо: – Прости меня…

Тут ей пришло в голову, что час назад она повторяла свое покаянное «прости» Шибанову. Ей было жалко и Сашу, и Ивана. И себя. Похоже, вся ее налаженная жизнь летит неизвестно куда… Нет, не летит, а стоит на краю пропасти, покачиваясь, разбросав руки в стороны, ожидая знака…

…Она переступила порог своего нового дома, включила свет. Громадная комната, не комната, а зал, освещенная торшерами и бра, напоминала грот или пещеру. Инга любила свой дом. Широкая стеклянная дверь-окно, от пола до потолка, выходила на большую веранду, скрытую от внешнего мира кустами рододендрона. Брокер по ее просьбе поинтересовался у хозяина, какого цвета кусты. Оказалось, малинового, а внутри цветков золотые тычинки. И расцветают ровно пятнадцатого мая, и цветут ровно три недели. А внешний мир – заповедный дикий лес. «Вам повезло, – сказал брокер. – Таких домов на рынке раз-два и обчелся…»

Они выбирали мебель, посуду, ковры. Это было как игра. Игра в свой дом. После поездки в Россию Инга вернулась чужая, и Джон это отметил. Отметил, но со свойственным ему великодушием промолчал. В той стране прошло ее детство, юность, первая любовь… Мало ли, кого она встретила, думал Джон. Самое главное, что она вернулась.

Инга поднялась на второй этаж и разделась. Ее знобило. Она не могла согреться. Проскользнула в прозрачную кабинку душа, открутила блестящий кран. Стояла, подставив лицо горячим сильным струям. Мелькнула мысль, что она смывает следы. Сожаление укололо остро. И она снова заплакала. Кажется, заплакала. Из-за струй воды было непонятно.

Облако пара заполнило кабинку. Вода становилась все горячей. Инга вдруг почувствовала, что сейчас упадет. Дернула скользящую дверь, выпуская пар, с трудом завернула кран, резко вдохнула рванувшийся в кабинку свежий воздух, показавшийся ей ледяным.

Набросила халат. Уселась перед зеркалом. Смотрела на свое осунувшееся лицо и остро себя ненавидела.

Любовь еще не все…

* * *

В полночь позвонил Грег – видимо, ночные звонки тоже стали входить у него в привычку, как и ночные визиты.

– Привет, – поздоровался он. – Спишь?

– Уже нет, – ответил неприветливо Шибаев. – Что-нибудь случилось?

– Случилось, – пожаловался Грег. – Завтра я бебиситтер. Тришу нужно везти на прививки, все заняты, я – единственный свободный художник. И нет чтобы по-хорошему попросить. Нет! Сразу права качать: ты отец, ты должен, это твой ребенок, хоть что-нибудь сделай… Разве я отказываюсь? Я и рта не успел раскрыть. «Твой ребенок!» Не спорю, может, и мой. И мама туда же – ты должен, собственное родное дитя, бедный ребенок… Так что завтра никак, Сашок.

– Что никак? – не понял Шибаев.

– Ну, к этой персоне Ирине. Завтра никак. Но! – Шибаев представил, как Грег проткнул указательным пальцем воздух. – Я покрутился вокруг дома, она уходит на службу в семь сорок пять, работает в «Ройял Спа» медсестрой. Это всякие процедуры, массажи, ванны. Работает до четырех. Живет одна. Я даже к ним в регистратуру сунулся, говорю, у вас тут одна красавица работает, зовут Ирина, что да как, замужем ли, дети… Якобы шкурный интерес, хочу, мол, записаться на лечебную гимнастику. Регистраторша болтливая попалась.

Кажется, опасения Шибаева наплакаться с Грегом начинают сбываться.

– Ты обещал без самодеятельности, – сказал он скучно, сдерживаясь, чтобы не заорать на Грега.

– Сашок, да я ж понимаю! Она меня даже не видела. Давай послезавтра! – В голосе его слышались просительные нотки – так маленький мальчик просит больших не уходить без него на речку. – Ты в дом, я на шухере, в случае чего позвоню на мобильник. Ну, никак не могу завтра!

– Грег, тут такое дело, – промямлил Шибаев, чертыхаясь. – Одним словом, отбой. Понимаешь…

– Значит, не нужен, – горько произнес Грег. – Мавр сделал свое дело, мавр пошел вон!

– Грег, мы же договорились. Ты держишься в тени, ты обещал. Это не игрушки… – Шибаев чертыхнулся – еще не хватало вытирать сопли взрослому мужику. Дурацкая проблема. – Ты и так много успел!

– Да ладно, – отмахнулся Грег. – Я, как отстреляюсь завтра, сразу подгребу. Перекусим где-нибудь и наметим план действий. Спокойной ночи!