Голос ангельских труб

Пожилой портье за стойкой дремал. Грег не стал его беспокоить и нырнул за угол длинного холла, где помещались лифты. На двери шибаевского номера не висела табличка «Не беспокоить», дверь была заперта. Грег достал из кармана перочинный нож и через две минуты оказался в темной комнате, где пахло старым сигаретным дымом и затхлостью. Он нащупал выключатель. Неяркий свет залил комнату. Она была пуста. Постель не тронута. Грег с опаской потянул дверцу шкафа, боясь увидеть труп. Шкаф был пуст, если не считать скромной кучки одежды, купленной у Зиновия. Спортивная сумка на месте. В ванной, куда Грег также заглянул с опаской – еще одно идеальное место для трупа, – тоже пусто. Зубная щетка сиротливо торчит в пластмассовом стаканчике. Совершенно сухая.

Он вернулся в комнату. Уселся в кресло. Еще раз обвел все взглядом и заметил мобильный телефон на тумбочке. Саша оставил его. Забыл? Или… оставил намеренно? Это значит, он пошел на дело. Ему позвонили, дали наводку, и он пошел, а телефон оставил. Мобильник может многое сказать о владельце, если попадет в чужие руки. Объяснение было так себе, но лучшего у Грега не имелось.

Он посмотрел на часы. Половина второго ночи. Он звонит Саше с семи утра. Вполне вероятно, тот ушел еще ночью. И, если до сих пор не вернулся, то… дело осложняется. Что же делать?

В коридоре зашумел лифт. Грег услышал шаги и затаил дыхание, прислушиваясь. Шаги приближались. Ближе, ближе… Грег бесшумно подошел к двери, приложился ухом. Человек прошел мимо.

А вдруг он попал в больницу, подумал Грег. Вышел на минутку в кафе и… что-нибудь случилось! Попал под машину, например. Это объясняет, почему он не взял телефон. Он собирался вернуться через пять минут. И не вернулся! Конечно! А где машина, кстати?

Грег взял с тумбочки телефон, сунул в карман. Осторожно приоткрыл дверь, высунул голову в коридор, и в это время телефон в кармане зазвонил. Грег, подпрыгнув от неожиданности, отпрянул назад в комнату и захлопнул дверь. Осторожно поднес телефон к уху. «Саша, – позвал женский голос. – Это я… Я тебе уже звонила раньше. Это я… Лиля. Я так боялась, что ты уехал…» Она все повторяла «Саша, Саша», и Грегу стало ее жалко. На экране высветился номер – первые цифры 305 – код Флориды. Девушка-танцовщица из «Старой Аркадии», понял он. Мата Хари с Брайтон-Бич.

* * *

Лиля сидела с приятельницей Милой на веранде старого облезшего дома, где временно остановилась, за тысячи миль от Брайтон-Бич. Дом принадлежал бойфренду Милы, владельцу бистро «Пеликан» Питеру. Мила называла Питера Петькой.

Стояла ранняя ночь, небо было полно звезд, с океана дул легкий бриз, принося запах водорослей и мокрого песка. Девушки пили вино при свете двух свечей в стеклянных банках и разговаривали «за жизнь». Петька давно спал и видел десятый сон, наломавшись за день. Они слышали, как он храпит, – окно спальни на втором этаже было открыто.

– Я так рада, что ты приехала, – в десятый раз повторила Мила. Это была неяркая, даже бесцветная блондинка, очень изящная и мелкая, из тех безвозрастных и моложавых, к кому до старости обращаются «девушка». – Я тут уже на стенку лезу. Не люблю я Флориду. То ли дело Нью-Йорк…

– Ничего хорошего нет в твоем Нью-Йорке, – отвечала Лиля невесело. – Дожди начались, скоро зима… Забыла, что такое зима в Нью-Йорке?

– Все равно лучше, чем здесь. Вечное лето! Знаешь, как меня эта толпа уже достала! Орут, никуда не протолкнешься… И жрут, жрут, жрут! Чавкают и наливаются кока-колой. Гамбургеры, биг-маки, френч-фрайз[18], а на десерт всякие примочки от изжоги. Реклама на тэвэ, учитель жизни, просто заходится: с нашими таблетками от изжоги жрите все подряд и ни в чем себе не отказывайте! И жующие хари на весь экран! И вообще, достала меня эта Америка. Сначала я думала, что схватила бога за ноги, такая счастливая была, не передать, а сейчас так все обрыдло, утром вставать не хочется.

– Зато ты здесь не одна.

– Ты про Петьку?

Лиля кивнула.

– Не знаю, одна или не одна… – вздохнула Мила. – Он ведь не хочет разводиться. Или не может. Тут идиотские законы – баба при разводе обдирает мужика как липку. Здоровая сильная корова, работать не хочет, детей нет, и еще он ей алименты плати и половину бизнеса в придачу. А бизнес… одно название! Даже смешно. Я уже говорила ему, продай к чертовой матери, пока не развалился, положи бабки под проценты. Хрен с ней, отдай ей половину, пусть подавится, сука! Проживем! Как же, продаст он. Это еще родительский бизнес, семейная реликвия, он не хочет быть предателем.

– Ты его любишь? – спросила вдруг Лиля.

Сбитая с мысли Мила даже поперхнулась.

– Люблю? – повторила она бессмысленно и потянулась за бутылкой. Разлила. Девушки подняли бокалы. – А что такое «любовь»? – спросила, рассматривая красное вино на свет свечи.

– Любовь – это… любовь, – ответила Лиля.

– Понятно, – ответила Мила. – За любовь! – Они чокнулись. Мила выпила залпом, Лиля отпила пару глотков и опустила бокал. – Что, так плохо? – спросила Мила.

Лиля кивнула, возя пальцем по пластику стола.

– Наш? – уточнила Мила.

Лиля снова кивнула.

– Откуда? С Брайтон-Бич?