— Нет, у нее есть положительные сдвиги, которых никто не ожидал. Очень многообещающие сдвиги, — добавила Лили. — Но я пригласила тебя сюда прежде всего для того, чтобы обсудить планы на лето. По–моему, Чарли нужны интенсивные летние занятия, чтобы подготовить ее к четвертому классу.
— Объясни мне, что значит «интенсивные занятия».
— Индивидуальные уроки. Раньше я рекомендовала Институт чтения в Портленде, но сейчас все изменилось. Она пережила столько потрясений, что, наверное, ей лучше остаться летом дома и поработать с репетитором. Двух часов в день будет достаточно.
— Сколько стоят твои услуги?
Лили постучала карандашом по столу.
— Я не могу стать ее репетитором.
— Почему нет?
— Мне будет трудно оставаться в профессиональных рамках при тех личных отношениях, которые связывают нас с Чарли.
— Не вижу в этом проблемы. Тебе не нужно оставаться в профессиональных рамках с Чарли. Это
— Я понимаю, о чем ты говоришь, но… У меня есть принцип — относиться ко всем своим ученикам одинаково. Иначе будет нечестно.
— К черту честность, — взорвался он, снова вскочив с места.
Карандаш перестал стучать.
— Прошу прощения?
— Я сказал: «к черту честность». Это
— Шон, почему бы тебе не присесть?
— Потому что я не хочу сидеть!
— Чего же чего ты хочешь?
— От тебя? Я хочу, чтобы ты хотя бы раз признала, что эти дети особенные. И что относиться к ним нужно по–особому. — Шон видел, что она готова признать это. Сейчас перед ним сидела не просто учительница, а настоящая Лили, и ее сердце болело за Чарли так же, как и его. Наверное, неправильно искать утешения в ее страданиях, но теперь Шон хотя бы не чувствовал себя таким одиноким.
Слезы навернулись у нее на глаза. Она сглотнула и сжала веки; слезы исчезли. Может, это была просто игра света.
— Так ты сделаешь это? — спросил Шон.
— Я не могу, — ответила она. — Я знаю, что эти дети особенные. Я обожаю их, готова душу за них отдать, но что с того? Что если ты переедешь, женишься или случится что–то еще? И тогда я останусь без них, а они — без меня. И я ничего не смогу с этим поделать.
— Подожди минутку. Так ты не можешь быть частью их жизни, опасаясь того, что мы передем или что–то случится?
— Им нужна стабильность. Если люди будут вторгаться в их жизнь, а потом исчезать, у детей возникнут проблемы. — Хотя Лили и не ответила на его вопрос, она смотрела ему прямо в глаза.
Шон понял, что она хотела сказать этим взглядом.
Шон продолжал мерить шагами комнату.
— Не понимаю тебя! Ты так беспокоишься о будущем, что забываешь о настоящем. Но ведь жизнь — это то, что происходит сейчас, а не то, что будет происходить через месяц или через год. Поэтому, если сейчас ты боишься, это означает, что ты живешь в страхе.
— Я думаю о детях. Это не означает, что я боюсь…
«Ну конечно». — Шон посмотрел в ее испуганные глаза.
— И что?
— У меня нет никаких прав на них, потому что их воспитываю не я, и, значит, не могу возложить на себя эту ответственность.
— Откуда ты это взяла?
— Из завещания Дерека, вот откуда.
— Спроси лучше меня.
— Что?
— Спроси меня. Их законного опекуна. Человека, который в
— Я не сомневаюсь в тебе, Шон. Но подумай: что, если тебе удастся наладить отношения с Морой? Или ты встретишь другую женщину, с которой захочешь провести всю жизнь? Едва ли ей понравится, если я буду торчать в вашем доме как какая–то престарелая тетушка.
Шон не верил своим ушам.
— Так ты боишься любить этих детей, опасаясь, что они не всегда будут в твоем распоряжении?
— Потому что жестоко создавать у них впечатление, будто я часть их жизни, когда на самом деле это не так.
— Это чушь, Лили, и ты сама это знаешь. Дети без ума от тебя. Чарли нужно, чтобы ее репетитором была