Голос сердца

Вообще-то идея скинуть все заботы по пресечению чрезмерного любопытства однокурсниц на Маринэ, больше в моем стиле, чем в Олином. Эта девушка всегда была слишком ответственной и вряд ли бы доверила решение проблемы кому-либо еще кроме себя. Тем сильнее было мое удивление, когда я услышал от нее подобную идею. Видимо от этого и от неожиданности, что моя проблема решается так просто, я на миг перестал себя контролировать. Все мое восхищение и огромная симпатия к Оле вдруг прорвались наружу: я не смог удержаться и ласково потрепал ее по щеке (хотя уже сколько раз обещал себе ее не касаться!), прямым текстом выразив свое слишком лояльное к ней отношение… Придурок! Я чуть себя не выдал! Еще бы немного и точно признался бы, как сильно она мне нравится! Идиот. Повезло мне, что препод по мат. Анализу не подвел и вовремя пришел на семинар, переключив Ольгино внимание на себя. А то у нее и так от моей откровенности глаза стали на пол лица, и от меня не укрылись ее растерянность и смущение. И вот теперь она старается лишний раз не смотреть в мою сторону — видно, совсем я сбил ее с толку. Ну ладно, что ж теперь поделаешь. Впредь буду осторожнее.

И все-таки Соколова здорово мне помогла. Благодаря ее находчивости, вчера я уже отдал Марьям и Хадижат первое послание. Мне стоило огромного труда удержаться от ехидной ухмылки в ответ на их откровенно нахальные взгляды (особенно у Хадижат) и приторные улыбочки, но я справился.

Правда, на это письмо пришлось угробить половину выходного. Оказывается, устное общение удается мне гораздо лучше, чем письменное — заболтать при необходимости я смогу кого угодно (и Ольгины родственницы — тому подтверждение). А вот написать такое письмо, чтобы не выставить себя полным идиотом, оказалось для меня очень непростой задачей.

Прежде чем окончательно застопориться, я смог выжать из себя примерно следующее:

«Здравствуй, Маринэ.

Я рад, что выдалась возможность пообщаться с тобой. Если бы я знал о присутствии твоих подруг в нашей Академии, это случилось бы гораздо раньше. Я очень благодарен им за помощь в организации наших переговоров, но хочу кое о чем тебя попросить: не могла бы ты убедить Хадижат и Марьям не читать нашу переписку? Мне бы не хотелось, чтобы то, что я пишу лично тебе, стало достоянием общественности и обсуждалось среди девушек нашего курса. Поэтому я прошу тебя, как заинтересованное лицо, договориться с ними, поскольку иначе мне придется рассказывать о себе лишь общеизвестные сведенья, которые ты уже и так наверняка знаешь. В этом случае тебе быстро надоест это гиблое занятие, и вся затея не принесет нам никакой пользы.

А пока я не уверен в том, что ты единственная получательница моего письма, могу поделиться лишь следующей информацией. Меня зовут Адам Мансурович Идолбаев. Мне 20 лет. Учусь во Всероссийской государственной налоговой академии Российской Федерации на факультете бухгалтерского учета, анализа и аудита. Я сейчас проживаю там же и у нас на родине появляюсь лишь во время летних или зимних (не часто) каникул. В данный момент нахожусь на третьем курсе и учиться мне еще два года…»

Вымучив из себя эти два несчастных абзаца, я решил сделать перерыв и позвонить Ольге, так как у меня наступил полный ступор. Но тут меня ждало разочарование — девушка не брала трубку. Интересно, почему она не отвечает? Выждав минуту, я попробовал дозвониться еще раз. Не сразу, но Оля все-таки ответила:

— Привет! Как дела? Что-нибудь случилось? — голос у девушки был запыхавшийся.

— Привет. Все в порядке. Я просто звоню тебя проведать. А почему ты так долго не отвечала?

— Да я Надю кормила, а телефон в другой комнате лежал — вот и не сразу услышала.

— О, так я тебя отвлекаю? Извини. Давай я потом перезвоню — предложил я.