Голоса времени

Он заметил свой автомобиль и пошел к нему, закрывая глаза рукой от лучей Солнца, проходящими через параболическую выпуклость крыши над лекционным залом. Он как раз собирался сесть в машину, когда заметил, что на покрытом пылью окне кто-то выписал 96 688 365 498 721.

Поглядев через плечо, он узнал припаркованного рядом паккарда. Он наклонился, чтобы заглянуть внутрь него, и увидел молодого, светловолосого мужчину с высоким лбом, который приглядывался к нему через темные солнечные очки. Около него за рулем сидела кудрявая девушка, которую он часто видел вблизи факультета психологии. У девушки были интеллигентные, слегка раскосые глаза и Пауэрс припомнил, что молодые врачи называли ее «девушкой с Марса».

– Калдрен, ты все еще следишь за мной? – спросил он.

Калдрен кивнул.

– Почти все время, доктор, – он остро посмотрел на Пауэрса. – Вы не показываетесь последнее время. Андерсон сказал мне, что вы отказались от работы и двери в вашем кабинете постоянно замкнуты.

Пауэрс пожал плечами.

– Я пришел к выводу, что мне нужен отдых. Есть много дел, которые стоит обдумывать вторично.

Калдрен усмехнулся полупрезрительно.

– Мне очень жаль, доктор. Но не впадайте в депрессию из-за временных затруднений. – В этом момент он заметил, что девушка с интересом приглядывается к Пауэрсу. – Кома очарована вами, – добавил он. – Я дал ей прочитать ваши статьи из «American Journal of Psychiatry» и она старательно их проштудировала.

Девушка мило улыбнулась Пауэрсу, уничтожая на момент враждебность между мужчинами. Когда Пауэрс кивнул головой все направлении, она перегнулась через Калдрена и сказала:

Как раз сегодня я закончила автобиографию Ногухи, великого японского медика, который открыл спирохету. В каком-то смысле вы его мне припоминаете – столько вас в каждом из пациентов, которыми вы занимались.

Пауэрс усмехнулся, потом взглянул на Калдрена. Мгновение они уныло смотрели в глаза друг другу, через минуту правая щека Калдрена дернулась нервным тиком. Калдрен с усилием овладел мускулами лица, злой, что Пауэрс был некоторое время свидетелем его замешательства.

– Как пошли у тебя сегодня дела в клинике? – спросил Пауэрс. – Все еще у тебя бывают… головные боли?

Калдрен сильно сжал губы, видимо, раздраженный вопросом.

– Кто в конце концов занимается мной, вы или Андерсон? Есть у вас право задавать мне сейчас такие вопросы?

Пауэрс пожал плечами.

– Нет, скорей всего, – сказал он. Внезапно он почувствовал себя страшно усталым, жара вызывала у него чуть ли не головокружение, ему хотелось расстаться с ними как можно скорей. Он открыл дверцу машины, но осознал, что Калдрен может поехать за ним, чтобы столкнуть его где-нибудь по дороге в кювет, или заблокировать своей машиной дорогу так, чтобы он вынужден был ехать за Калдреном в жаре полудня. Калдрен был способен на любое безумство.

– Ну, я должен уже идти, есть еще кое-какие дела, – сказал он, а потом добавил более резко. – Позвони мне, если Андерсон когда-нибудь не сможет тебя принять.

Он махнул им на прощание рукой и отошел. В стекле окна он еще видел, как Калдрен внимательно приглядывается к нему.

Он вошел в здание отдела неврологии и несколько минут стоял чуть ли не счастливый в холодном вестибюле. Наклонам головы поздоровался с медицинскими сестрами и вооруженными револьвером стражником у столика привратника. По каким-то странным причинам, которые он никогда не мог себе уяснить, спальные залы блока всегда были полны зевак, большей частью чудаков и сумасшедших, которые пришли сюда, чтобы предложить больнице свои магические антинаркотические средства. Часть из них были и нормальными людьми. Многие прибыли с тысячемильных расстояний, гонимые, видимо, странным инстинктом, как мигрирующие животные, чтобы осмотреть место, в котором навеки упокоится их род.

Пауэрс прошел коридором, который вел к конторе администрации, взял ключ и через теннисный корт дошел до бассейна на противоположной стороне двора.

Бассейном уже несколько месяцев не пользовались и замок в дверях действовал только благодаря стараниям Пауэрса. Войдя внутрь, он замкнул за собой дверь и, медленно двигаясь по некрашенным доскам, дошел до самого конца – наиболее глубокой части бассейна. Он остановился на трамплине и минуту смотрел на идеограмму Уайтби. Идеограмма была кое-где прикрыл мокрыми листьями и клочками бумаги, но образ все еще можно было разобрать. Он занимал чуть ли не все дно бассейна и на первый взгляд припоминал как бы огромный солнечный диск с четырьмя радиальными плечами – примитивную юнговскую мандалу.

Раздумывая, что склонило Уайтби выбить незадолго до смерти эту странную фигуру, Пауэрс внезапно заметил что-то движущееся по середине диска. Черное, покрытое скорлупой животное длиной в фут возилось в грязи, с трудом приподнимаясь на задних лапах. Скорлупа животного была изрисована и в какой-то степени напоминала панцирь армадила. Дойдя до края диска, животное на секунду задержалось, заколебалось, после чего отступило обратно к центру, не желая, или не имея возможности перейти узкий ровик.