Голосую за любовь

Погруженная в мысли, Мори вошла в дом, где они жили с Тони. Как это с ней случалось не раз, отправившись сегодня на спортивный матч, она по дороге передумала. Мори поднялась на четвертый этаж и открыла дверь. В маленькой прихожей было темно, и тем резче выделялась полоска света под дверью Тони. Она безотчетно пошла на этот свет своей легкой походкой, тихо постучала и нажала на ручку. Мори увидела на кушетке своего мужа Тони, а у него на коленях полураздетую актрису — и здесь актриса! — из театра комедии. Тони инстинктивно попытался вскочить, и девушка чуть не упала. Тони залился краской. Что же касается этой девушки от искусства, она слегка отпрянула и сделала вид, что смутилась, чисто театрально, ровно настолько, насколько положено в подобной сцене, и, словно подавая партнеру реплику, произнесла с наигранным удивлением: «Ах, разве она не на матче по боксу?»

В голове у Мори загудело, резко повернувшись, она ушла в свою комнату и заперлась на ключ. Она стояла, скрестив руки на груди, посреди комнаты и думала, что все это напоминает сцену из мелодрамы. Вот и случилось то, чего следовало ожидать. Вот и она оказалась в самой что ни на есть анекдотичной ситуации, которая, в сущности, стара как мир. Измена! И тут же она поймала себя на мысли, что обманутые, обнаружив измену, ведут себя несколько иначе. Одни убивают, другие кидаются в драку или хотя бы устраивают сцены. Что движет ими? Уверенность в том, что только они достойны своего партнера и ему нечего искать на стороне. Или любовь… Она не любила мужа.

Нет, она его не любила, не любила совсем. Положа руку на сердце, Мори и раньше часто с грустью думала об этом. Смешно и больно, что ей нравилась его жизнерадостность, предприимчивость, элегантность, чувство юмора и — ничего больше. Мори попросту пренебрегала им. Сколько раз она выскальзывала из его объятий, чтобы сходить в кино на какой-нибудь паршивый фильм или, скажем, сбегать к портнихе. Поэтому нет ничего удивительного в том, что…

А Тони тем временем выпроваживал свою гостью. Они прошли через прихожую: он молчал, а она нервно смеялась. Потом он окликнул Мори. Мори не ответила. Сказать ему, что говорят в подобных случаях? Это значит солгать. Лгунья, лгунья! Она лгала всегда и во всем. Когда писала статью о каком-нибудь новом романе или рецензию на спектакль, разглагольствуя об их нравственной ценности. Почти каждое ее соприкосновение с действительностью оказывалось пустой болтовней и ложью. Вокруг нее простирался огромный мир, она была частью этого мира, была красива, умна и способна, казалось бы, все понять, но почти не находила смысла в том, с чем ей приходилось сталкиваться, как и во всем, что она делала. Господи!

— Мори, умоляю, открой, — взывал Тони из прихожей. — Ну прошу тебя!..

— Господи, — бормотала Мори, — надо как-то из этого выпутываться… Надо… Чуть позже, — сказала она громко. — Я тоже прошу тебя…

Тони ушел, а Мори задумчиво облокотилась на подоконник. Кажется, она сумеет выпутаться из этой истории, и очень скоро. Она уедет к родителям — и вновь обретет родной город. В нем множество кривых, глухих переулков, погода капризна, а люди упрямы. Наконец-то она вступит в реальное единоборство со временем, суть которого — тщета и смерть, а потому не стоит заполнять его возней с мужьями и актрисами. Она будет одна.

И тут Мори почувствовала, что ее мутит от собственной постоянной рефлексии, самоедства и откровений. Она высунулась в окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, но тут же окунулась в зной и приглушенный шум людской суеты. Стояло лето — время буйства всего живого…