Мори продолжила знакомство с Эмилом. Обычно они бродили минут двадцать — полчаса по тихим переулкам, а потом заходили в какое-нибудь отвратительное кафе на окраине, чувствуя себя там весьма неуютно в окружении грязных столов и отборной брани. Иногда им удавалось не обращать на это внимания. Они говорили о чем угодно, только не о себе. Как истинным интеллектуалам, в отличие от нуворишей, для того чтобы найти общий язык, не нужно было прибегать ни к притворству, ни к псевдооткровениям, ни к бахвальству. По существу, их отношения напоминали те, которые сложились у Эмила с Виктором. Но для Мори подобное общение было в новинку, и она находила в нем известную прелесть.
Мори и Эмил выбирали для прогулок окраины, как бы оберегая свой статус и стремясь оградить от лишних разговоров себя и близких. Он был женат, она замужем. И все же их блуждание по мрачным закоулкам скорее походило на игру в прятки, словно у них действительно был повод от кого-то прятаться. Наконец однажды, когда им невольно пришлось стать свидетелями того, как какого-то типа выворачивает наизнанку, Эмил взорвался и сказал, что они могли бы пойти в более пристойное место. Мори усмехнулась. Увы, теперь все двери открыты для каждого, ни для кого никаких запретов нет.
— И тем не менее, — возразил Эмил, — если наши встречи могут кому-то повредить, это произойдет тем вернее, чем больше мы будем избегать посторонних глаз.
— Нам, Эмил, они повредят в любом случае, — рассмеялась Мори.
Она называла его Эмилом, смотрела на него с нежностью, никогда не отнимала руки, если он ее касался. Какая красивая, умная женщина! Он был солидным, женатым мужчиной, но никак не мог понять, что же с ним происходит. Знакомство с Мори просто перевернуло его душу. Вместе с тем Эмил больше всего боялся стать мишенью для насмешек и виновником семейного разлада. А кроме того, он считал, что вообще не имеет права терять голову. Эмил говорил себе, что Мори — дочь его друга и сверстника, а значит, смотрится как его дочь. Он внушал себе, что это неприлично, и все же… И все же он забывал о разнице в возрасте, вспоминая нежную, почти детскую шею Мори или ее девичьи, по его мнению, бедра.
Но не это было главным и самым опасным. Ни ее фигура, ни шея, ни волосы здесь ни при чем. Что-то сильное и серьезное неумолимо вторгалось в его жизнь. Может быть, это наваждение или сон? Просыпаясь по утрам, Эмилу хотелось увидеть рядом Мори, но не Мори-любовницу, а некое бесплотное существо, которое бы ее тихим, хрипловатым голосом заговорило с ним о наступающем дне и его мимолетности. Господи! Эта женщина с такой легкостью, с улыбкой на устах овладела его душой! А ведь ее отношение к жизни всегда ему было в принципе чуждо. Но, когда Мори говорила, ему не хотелось ей возражать. И он задавался вопросом: что со мной? Когда же я становлюсь самим собой — с ней или без нее?
Да, это сон! В реальной жизни Эмил не мог себе позволить ради этой платонической связи и своего блаженного состояния пожертвовать всем, что достиг. Разрушить семью и забыть об условностях, сжигая все мосты. Осрамиться, наконец, как какой-нибудь зеленый юнец.
И все же он мечтал о Мори в часы, когда за окном занималась заря, а он лежал в постели как заколдованный. Замирал от мысли о ней в разгар деловой беседы в залитом солнцем кабинете. Самым мучительным было то, что ему приходилось прятать свое счастье по кабакам на окраине и прощаться с ним на перекрестках дальних улочек, и это было просто ужасно. Но другого выхода, как ему казалось, у него не было…
Лаура догадалась, что с Эмилом что-то происходит, по отреченному и какому-то беспричинно-умиленному выражению его лица. И как истинный профессионал, она проанализировала ситуацию в соответствии с навыками своего ремесла — дала ей политически точную оценку. Что-то произошло, или кто-то способствовал тому, что Эмил изменился, стал не от мира сего. Так что же случилось или в ком причина? Неужели замешана женщина? Лаура колебалась. Она бы в принципе никогда не поверила, что такого интеллектуала, как Эмил, может выбить из колеи что-либо, лежащее вне умственной сферы. Чье-то тело или, скажем, глаза! Лаура упустила из виду, что сама она, живое воплощение аналитического ума, слоняется теперь по дому как тень, и причина тому — мужчина. И вид у этой худощавой маленькой женщины с пучком непослушных темных волос, собранных на затылке, был при этом самый что ни на есть жалкий. Она злилась и на себя, и на Эмила. Да это просто глупо! В их возрасте разыгрывать любовную комедию! Однако ей казалось смешным задавать вопросы и требовать объяснений. В ее представлении это было недостойно человека, занимающегося внешней политикой.
Наконец Лаура решилась провести то, что она считала экспериментом. Она втянет Эмила в разговор, интересный для них обоих, и понаблюдает, как он будет реагировать. Останется ли он безучастным к злободневной теме? Тут-то все и станет ясно…
…Как-то во второй половине дня Лаура прочла Эмилу вслух комментарий по поводу внезапного военно-политического переворота на Среднем Востоке и вскользь заметила: