— Я сам тебя предупреждал, при свидетелях, так что не стоит притворяться, будто и этого не было. Костюмер ждал тебя, а ты так и не соизволил появиться.
— Я… не мог… — Он бросил на Николаса сердитый взгляд, а потом протараторил заранее заготовленную историю: — Я ходил в таверну «Ягненок и флаг». Вообще-то я зашел туда в полдень пропустить стаканчик, но встретил старых приятелей. Ну, поболтали, выпили. Время пролетело незаметно. Не успел я и глазом моргнуть, как заснул прямо за столом.
— Не верю ни единому слову! — заявил Николас. — Придется оштрафовать тебя за прогул, Бен.
— Что ж, штрафуй.
— Шиллинг.
Актер ошарашенно замолчал. Шиллинг — это слишком много для человека, который получает в неделю всего в семь раз больше. У Крича была куча долгов, и он не мог себе позволить расстаться с такой огромной суммой. Но Николас был непоколебим.
— Ты сам виноват, — подчеркнул он. — Когда ты изменишься? Раньше я покрывал тебя, Бен, но пора положить этому конец. Десятки актеров мечтают о работе в труппе. Если так и дальше пойдет, мы возьмем кого-то вместо тебя.
— Не тебе решать, — проворчал Крич.
— Предпочитаешь обсудить этот вопрос с мистером Фаэторном?
— Нет, — ответил Крич после некоторой заминки.
— Он бы дал тебе пинка под зад несколько месяцев назад.
— Я отрабатываю свое жалованье.
— Да, отрабатываешь. Когда ты здесь. А не когда шляешься по кабакам или тайком ходишь в «Куртину».
— Это был не я!
— Я не слепой, Бен.
— Прекрати называть меня лжецом.
Крич вскинул кулаки, но благоразумие взяло верх. Угрозами от суфлера ничего не добьешься.
— Шиллинг, Бен.
Бенджамин Крич рискнул бросить на Николаса еще один недовольный взгляд, после чего ретировался в дальний угол гримерки. Разговор отрезвил его во всех смыслах слова.
Сэмюель Рафф, издали наблюдавший за перебранкой, подошел к Николасу.
— Что случилось, Ник?
— Да как обычно.
— Перепил?
— Перепил и заврался. Я средь бела дня видел его вчера в «Куртине», а он все отрицает.
— Ну, возможно, у него есть веская причина. Ты где его видел?
— Он говорил с актерами.
— Вот и ответ на твой вопрос. Он просто не хочет раскрывать свой секрет.
— Какой еще секрет?
— Я не говорил об этом, поскольку думал, что ты знаешь… — Рафф посмотрел в сторону Крича. — Бен Крич некоторое время выступал с труппой Банбери.
Пока в гримерке обсуждали прошлое и будущее одного актера, в комнате наверху сгущались тучи над головой другого. Ни разу подготовка нового спектакля не обходилась без вспышек злобы Барнаби Джилла, однако сегодня он превзошел самого себя. Эдмунд Худ отнесся к истерике спокойно, но Лоуренса Фаэторна капризы Джилла все больше и больше раздражали. Джилл исступленно мерил комнату шагами, клокоча от ярости:
— Он не достоин выступать с «Уэстфилдскими комедиантами»!
— Почему же? — поинтересовался Худ.
— Потому что я так сказал!
— Ну, одного твоего слова недостаточно, Барнаби.
— Он плохо работает!
— Неправда, — возразил Худ. — Сэмюель Рафф, наверное, единственный из временных актеров, кто работает хорошо. Он относится к выступлениям серьезно, влился в коллектив и поладил со всеми.
— Только не со мной.
— Он опытный актер.
— В Лондоне полно опытных актеров.
— Но не все они заслуживают доверия, как Рафф.
— Он должен покинуть труппу.
— Почему же?
— Мне он не нравится!
— Рафф будет рад это слышать, — ухмыльнулся Фаэторн. — Ну же, Барнаби, не стоит так горячиться по пустякам.
— Я серьезно, Лоуренс. Он вздумал перечить мне и должен за это поплатиться.
— Почему бы тебе не вызвать его на дуэль? — предложил Худ.
Джилл пресек шуточки коллег, со всей силы бросив стул об пол. У него раздувались ноздри, он бешено вращал глазами, словно конь в горящей в конюшне.
— Хотелось бы напомнить вам, что труппа многим мне обязана, — начал он. — Несмотря на постоянные искушения, я хранил верность «Уэстфилдским комедиантам». Мне много раз предлагали выгодные контракты, но я всегда отказывался, наивно полагая, что здесь меня ценят.
— Мы слышали эту речь и раньше, — раздраженно отмахнулся Фаэторн, — ничего нового.
— Я не шучу, я говорю абсолютно серьезно.
— Тогда позволь и мне ответить абсолютно серьезно, — Фаэторн навис над Джиллом, уперев руки в боки. — Мы оба знаем, кто является настоящим яблоком раздора. Юный Дик Ханидью.
— Поосторожнее, Лоуренс, не забывайся!
— Я беспокоюсь за судьбу мальчика. — Лоуренс предостерегающе поднял указательный палец. — Я не из тех, кто сует свой нос в чужие дела. Живи и жить давай другим — вот мой девиз. Но в этой труппе все обязаны неукоснительно исполнять одно правило, и ты отлично знаешь, какое. С учениками — ни-ни! Я все сказал.
Барнаби Джилл был оскорблен до глубины души. Он медленно пошел к двери, на пороге выпрямился во весь рост и произнес с нескрываемым презрением:
— Все, я не намерен более спорить с вами. Выбор прост, джентльмены.
— Выбор?
— Один из нас должен уйти. Или Рафф, или я!
И он театрально захлопнул за собой дверь.