Голова профессора Доуэля

— Ну вот, теперь вы сами восхищаетесь, а всю дорогу скулили, — проворчал Тюменев.

— Я и сейчас предпочел бы этой роскоши наш скромный ландыш, — ответил Савич и, вздохнув, прибавил: — От всей этой пестроты красок и яркости света у меня в глазах рябит и голова кружится.

— Смотри, Архимед, полюбуйся на ошибку Аркусова, — прервал Савича Тюменев, показывая на горизонт. — А снег-то на Бете все-таки есть. Хотя вершины и не белые, а бледно-фиолетовые, но блестят, как снег. То есть снег-то, наверно, белый, но освещен двойным солнцем и кажется фиолетовым. Сколько оттенков…

— Да, вижу. Но обратите внимание, дядюшка, ваш снег лежит не только на вершинах гор… если только это снег, в чем я очень сомневаюсь. Уж слишком ярко блестит. Да и не может быть снега у подошвы горы.

— Но если не снег, то что же?

Архимед пожал плечами и ответил:

— Не знаю. Я предпочел бы, чтобы они были сахарные или мучные. У нас осталось совсем мало продуктов.

— Да, неплохо было бы поймать пару хороших налимов или подстрелить пару уток, — сказал Савич. — Но, к сожалению, Бета не очень гостеприимная хозяйка.

— Попросту она не имеет этих вкусных вещей, — заступился за Бету Тюменев.

— Или же скрывает их, — заметил Архимед.

Ну, может быть, растительный мир будет к нам добрее. — И Тюменев показал рукою на заросли цветов.

— Я сейчас пойду поищу в этом лесу цветов, — вызвался Савич, но не успел он отойти на несколько шагов, как исчез из виду, словно провалился.

Тюменев и Архимед окликнули его. Савич отозвался — его спокойный голос звучал совсем близко, но самого не было видно.

— Что с вами, Савич? Где вы? — крикнул Архимед.

— В чем дело? — в свою очередь крикнул Савич. — Все в порядке.

— Что за ерунда! — воскликнул Тюменев. — Ты его видишь, Архимед?

— Вижу. Это великолепный оптический обман!

И вот они увидели Савича оба: тот словно состоял из четырех ног. Одна пара ног как будто шла по земле, а другая, поставленная на туловище подошвами вверх, повторяла эти движения в воздухе, как отраженная в зеркале. Вслед за удивленным криком Тюменева ноги повернулись и пошли назад. Послышался голос Савича:

— Да в чем же, наконец, дело, товарищи? Куда теперь вы пропали?.. — А еще через несколько секунд он воскликнул: — Я вижу ваши ноги… Много ног, словно вы стали на голову… А теперь совсем ничего не вижу.

Архимед и Тюменев в свою очередь перестали видеть изображение ног Савича. Но через несколько минут он сам предстал перед Тюменевым и Архимедом.

Тюменев подошел к Савичу, ощупал его и сказал:

— На этой шальной планете глазам нельзя верить. Вот теперь я знаю, что это живой Савич, с головой, руками и ногами, а не оптический обман.

— Я видел вас, как, наверное, рыбы «видят» человека из-под воды. Погруженного наполовину, — сказал Савич.

— И мы все видели в этом же роде, — ответил Тюменев.

— Но я видел и еще более удивительные вещи, — продолжал Савич. — Я подошел к одному цветку и, к удивлению, заметил, что он удаляется от меня, подошел к другому — та же история. А когда я дошел до холма, он был пуст. Ни одного цветка не росло на нем, и я даже не заметил, куда они девались.

— Вот как! — забеспокоился Тюменев. — Цветы, говорите, сбежали, исчезли, а холм остался? Это уже не только оптика. Тут что-то другое. Быть может, маскировка? А? Представьте себе, что любопытствующие жители Беты подходили к нам, замаскировавшись цветами. Как вам это нравится? Или, быть может, здешние живые существа обладают способностью к необычайной мимикрии? Трансформации… Как они исчезли, объяснить проще: оптика, свойства атмосферы… Миражи, тайны, непонятные вещи на каждом шагу. И надо много времени, чтобы раскрыть все эти тайны.

— Тайны и неведомые опасности, — сказал Савич. — Здесь можно потеряться и заблудиться в двух шагах друг от друга. За каждым цветком, быть может, здесь скрывается страшное чудовище, готовое растерзать нас…

— Трус вы несчастный. Нытик. Вот именно! — необычайно резко прикрикнул на Савича Тюменев. — Только о драгоценной персоне своей и думаете.

Савич замолчал. Тюменев засопел носом, нахмурился, потом, махнув рукой, заговорил своим обычно сердито-добродушым голосом:

— Ну, простите старика-ворчуна, не обижайтесь. Погорячился. Вот именно. Нехорошо вышло. Грубо. Нервы расходились. И этот приторный запах раздражает.

19. Глава с плохим началом и хорошим концом

Тюменев сосредоточенно налаживал двустороннюю радиосвязь с Землей. Все последние дни радиостанция работала неисправно. «Ионосфера» Беты вообще была капризна, с третьего же до шестого июня устанавливать связь с Аркусовым удавалось только урывками.

Аппарат свистел, трещал, завывал. Иногда неожиданно слышалась отрывочная фраза. Кто-то где-то с кем-то разговаривал. Иногда доносился сигнал бедствия.

Тюменев тяжело вздохнул. Он сам сейчас нуждался в помощи, но не посылал в эфир сигналов бедствия: ему никто не мог прийти на помощь…

— Наконец-то! — воскликнул старый профессор, услышав знакомый голос Аркусова.